на 1.6 3-его тура О ней
Как жаль, что чуда на свете нет,
А Брайль не бог, он всего лишь гений.
А. Журавлёв. Она читала
А Брайль не бог, он всего лишь гений.
А. Журавлёв. Она читала
Она усядется у окна,
прохладный вечер согреет чаем,
не бросив долгого взгляда на
цветенье сумерек, и читает.
Весь мир, раскинутый по листкам,
не выпускает из чутких пальцев,
скользя по буквенным завиткам,
пока глаза не начнут слипаться.
Она умеет читать моря,
где волны шикают друг на друга,
сгребая камни, и воздух прян
от разнотравья хмельного юга.
Она умеет читать дожди,
где влажный ветер стучится в окна
и, колыбельную зарядив,
хлюпещут капли, не в силах смолкнуть.
А как читает она огонь! –
в нём треск поленьев, и веет жаром,
как будто солнце легло в ладонь,
и мрак безвыходный светел, ярок.
Так ясно видит, читая сад,
шершавость груш и округлость вишен;
и нежно-вкрадчивый аромат
гвоздик садовых ей громко слышен…
прохладный вечер согреет чаем,
не бросив долгого взгляда на
цветенье сумерек, и читает.
Весь мир, раскинутый по листкам,
не выпускает из чутких пальцев,
скользя по буквенным завиткам,
пока глаза не начнут слипаться.
Она умеет читать моря,
где волны шикают друг на друга,
сгребая камни, и воздух прян
от разнотравья хмельного юга.
Она умеет читать дожди,
где влажный ветер стучится в окна
и, колыбельную зарядив,
хлюпещут капли, не в силах смолкнуть.
А как читает она огонь! –
в нём треск поленьев, и веет жаром,
как будто солнце легло в ладонь,
и мрак безвыходный светел, ярок.
Так ясно видит, читая сад,
шершавость груш и округлость вишен;
и нежно-вкрадчивый аромат
гвоздик садовых ей громко слышен…
Она мечтает прочесть закат,
и тени веток на смуглой коже…
Но боги глухи, они молчат.
А Брайль – не Бог, он помочь не может.
Она любые утрет носы -
и в ясный полдень, и темной ночкой.
И если Пушкин был «сукин сын»,
то ей прямая дорога в «дочки».
Мозги раскинуты по листкам,
и нержавейкой сверкают нервы.
Не знает дрожи ее рука -
зарежет маму, но будет первой!
Она умеет буквально всё -
и в ясный полдень, и темной ночкой.
И если Пушкин был «сукин сын»,
то ей прямая дорога в «дочки».
Мозги раскинуты по листкам,
и нержавейкой сверкают нервы.
Не знает дрожи ее рука -
зарежет маму, но будет первой!
Она умеет буквально всё -
романс и оду, сонет и хокку.
Ну а врагам из соседних сёл
за фиксу - фиксу, за око - око.
Она умеет давить слезу
крутой строкой про котяток рваных,
и под фатальный душевный зуд
хлюпещут массы – ей нету равных!
А как умеет она плясать
и извиваться в пылу дискуссий!
Угря почище, ужу под стать,
но палец в рот не клади – откусит!
Ну а врагам из соседних сёл
за фиксу - фиксу, за око - око.
Она умеет давить слезу
крутой строкой про котяток рваных,
и под фатальный душевный зуд
хлюпещут массы – ей нету равных!
А как умеет она плясать
и извиваться в пылу дискуссий!
Угря почище, ужу под стать,
но палец в рот не клади – откусит!
В попсу завернутый плагиат
слепой и тот без труда заметит.
Но тихо млеют и стар и млад
и громко хвалят штамповки эти.
Она ж мечтает взойти звездой
и рассекать по дороге млечной,
присвоив запросто весь удой…
Тяжелый случай – такой не лечат.