Лана Сноу (Ляка одноглазая)
В насквозь промокшем одеяле
пытаюсь кутать злой озноб...
Голодный грипп разинул пасть,
и гложет кости... Чёрт! Не я ли
вакцин приверженец, не сноб?!
иль подколодная подруга
вчихнули тет-а-тетно штамм.
И организм не сдюжил - тпру! -
бацильным вирусом поруган.
Борюсь... а доктор ставит штамп.
винилов* какофонных** герцы,
стирает память имярек.
Из-за скрипучей шкафа дверцы
шпионит Чёрный Человек...
*Винилов - виниловых грампластинок.
**Какофония (от греч. kak;s — дурной и phone — звук), сочетания звуков, производящие впечатление беспорядочного, хаотического их нагромождения.
Но, вставши раз на линию огня, смешно просить прощения у Бога... отравит, как ипритом, безнадёга, и ты не сможешь вынести меня ни с поля боя, ни ещё немного... тебе ли, жрице праведного дня, не знать - в который Рим ведёт дорога?
Проруха-память зарубцует раны, поставив оглоушенного в строй… я помню – ты была моей сестрой, но вряд ли милосердия… так странно рвёт подсознанье образы порой - смотри, как погружается в нирвану твой нереализованный герой.
И мне бы с ним, но рано, рано, рано…
Владимир Алиханов
То ли нет ключей в помине, то ли «мачо» тупо слеп.
Ходят ножки по квартире, чемоданы собирая.
Я молчу и ожидаю…
Жду когда погаснет «свет».
Ты порвала небо грубо на неровные куски.
Мне лоскут достался меньше, как неравенство меж нами,
Кто считает – много, мало. Хочешь, больше отсеки.
укрываясь лоскутами.
Ты всё метила духами, чтобы нечем было жить.
Сердце билось каблуками,
шелест юбки между нами –
Время тянется резиной, а бывало дефицит.
Сколько можно – двери, двери…в клетке заперт ветерок.
Смотрит он в глаза устало, просит маленький: «Проветри».
Я не слышу и не вижу – мне бы кто-нибудь помог.
Смотрят окна в оба глаза.
Разделила занавеска двух отчаянных глупцов.
Спит ковровая дорожка,
Свет подсвечивал немножко
Бесполезное начало – обручальное кольцо.
С каждым словом глубже бездна.
Я, как пуля, вылетаю из калёного ствола.
Ты подходишь очень близко,
И зализываешь риски,
И залечиваешь шрамы, что с обиды нанесла.
Распакованы одежды,
Мы безумны, как и прежде.
Замесили всё что было, побросали на постель.
Ночь засвечена пожаром,
Видно ссорились недаром.
Свод заштопан и заласкан…и, как новый, заблестел.
Сергей Кириллов (Одиссей Улисс)
слепящий блик играет с ветром,
пришедшим в мир, где нет запретов…
но в старом зеркале темно
назад вернуться невозможно,
так будь в движенье осторожен,
а в постижении - вдвойне
войди в неё голодным взглядом,
внутри,
извне
ты где-то рядом…
души,
желаний,
света,
плоти,
она как будто бы не против…
и не тебя ждут в этой келье,
людские судьбы жернов мелет,
в краях незримых
далеко
Александра Одрина
Ты иди-иди, да посматривай:
И увидишь вдруг — сторона стоит —
Ни кола у ней, ни двора у ней,
Назови её Николаевка,
Нидвораевка назови её.
Разорёна вся да порушена,
Да разграблена — не сыскать концов —
Обезлюдела, обездушила
Лихоимием, лихолетием.
Нидвораевку горемышную:
«Уж не ты, не ты ль, Николаевка,
Называлась прежде Святая Русь?!
Богатырскою силой славились?
Не твои ль, ответь, красны девицы
Красотой своей целомудренной
Роды русичей в чистоте блюли?
А и в семьях-то было детушек —
Будто зёрнышек в тучном колосе!
Ты пошто себя разбазарила?
Синеокая, белокудрая,
Али мудрая ты лишь сказами,
Позабытыми, перепетыми
Чужеземцами на нерусский лад?
Не за страх греха, а по совести:
Восстанавливай право копное,
Благодетельствуй землю-матушку,
Возвращай себе славу добрую».
Алексей Казарновский
Айову, Иллинойс, Флориду.
Полет не близок! Думай о своем,
Пока в ночи скрываются из виду
Огни на острове, где ветер и прибой…
И так, наверное, каждый в экипаже…
Несет машина груз привычно свой
И имя на зеркальном фюзеляже.
Написанная краской на борту
Художника нехитрая работа
Таит в себе тепло и доброту
Ведь это имя матери пилота.
Скользит зеленый отблеск по экрану.
Радист пилоту передал листок:
Погода в норме, все идет по плану.
Плеснуло солнце, засияла даль,
Души коснулась сладкая истома.
Он про себя подумал: «Все же жаль,
Что мы сейчас с ребятами не дома!»
И улыбнулся, повторяя вновь
Хорошее название самолета.
В нем слышались надежда и любовь,
Ведь это имя матери пилота.
Пандоры черный ящик, и беда
Скользнула в бездну сквозь открытый люк.
Машина безучастно, как всегда,
Чуть дрогнула в момент освобожденья.
Вираж, пилот стирает пот с лица,
Под ними город в утреннем движении,
И трепетно пульсируют сердца
Секундами обратного отсчета…
Раздастся эхом в тысячах скорбей
Простое имя матери пилота,
Которую зовут Enola Gay…
Серж Кокс
что свет проходит прямо через вещи,
что долгий сон, чарующий и вещий,
окутывает шалью их до пят,
как крошечных зализанных котят
окутывает нежность тощей кошки,
когда ее от них отнять хотят...
что слово "мама" теплое на ощупь,
что куклы оживают среди ночи
и бодрствуют, когда другие спят...
Ребенок знает, хоть и наугад,
что взрослые - по сути, те же дети,
хотя признаться в этом не хотят
самим себе и никому на свете...
Ты доволен уютом и рад теплу -
Разрушая безмолвие серых стен,
Чёрный пёс недовольно рычит в углу.
Завещай его ночи, дворам, котам!
Пусть о нём позаботится тот, другой,
О котором у Гёте давно читал.
По углам соблазнять молодых девиц,
Строить хрупкие замки, искать Елен
И пред грудами золота падать ниц…
Ты подумать не мог, и мечтал едва ль –
Рыцарь в латах, с копьём, на лихом коне
Отдаёт свою жизнь за святой Грааль…
Именам и событьям потерян счёт –
Ты кричишь, ты взываешь ко всем постам,
Что тебе незнакомы ни Бог, ни Чёрт!
И не надо ни слёз, ни случайных жертв,
Ты закончил обыденных дней роман
И вперед лет на сто расписал сюжет!
Тихо ангелы спят у небесных врат –
Только хочешь ли знать, почему порой
Ты потерян и словно себе не рад?
Мефистофель рыдает на самом дне
От того, что давно соблазнять устал
Измельчавшего Фауста наших дней…
И предательски сердце твоё болит,
И настойчиво тянет тебя туда,
Где встревоженный пёс до утра скулит…
Кравец Евгений
Мой сад, где цедра и пыльца,
Туда брела ты синекожей,
Как подобает мертвецам.
Глухим мольбам наперекор,
Завороженные, как стебли
Сухих плоскоголовых кобр.
Сквозь резь меланхоличных шор,
Обряд свершается последний,
Кипит бесстрастный разговор.
Как лезвию призналась ты,
Что веру выклевал Техути
До абсолютной черноты.
maksar29
Мой обречённый левша.
Видишь, сзади так ярко
И невыносимо тепло
Светит жёлтое,
Капнувшее с карандаша
На стекло.
Как хлопьями сыпался снег,
Будто плакал, но плач
Замерзал на лету.
И набитый автобус порою
Срывался на бег,
И чернели зеленые хвойные лапы
На льду.
Отзвенели, пожали, ушли.
Сорок дней без зеркал,
Сорок чёрных ночей без огня,
Сорок чёрных котов, белых рук,
Странных птиц...
Как всегда не о том, не к тому,
Как всегда.
Но улыбку прибей на лицо,
Хоть гвоздями, а хоть
Этикетной смолой.
Кто не с нами - поймет,
Что к чему, а живым всё равно,
Наплевать, если ты ещё
Тоже живой.
Леший (Алексей Абашин)
Исповедует бойцов политрук.
По-над городом весенняя хмарь.
А я знаю, что сегодня умру.
И молиться смысла вроде бы нет:
с поля брани полагается в рай.
Только дал бы кто толковый совет:
что туда с собой дозволено брать?
Оборвётся мысли каверзной нить.
Вспыхнут звёздочки сигнальных ракет.
И подумается вдруг: «Будем жить!»
Брошу тело из окопа вперёд,
подхвачу осипшим горлом: «Ура!»
Мне в ответку забубнит пулемёт –
огрызается ещё немчура…
Он остался в сорок пятом. А я,
словно чью-то искупая вину,
вижу сны о тех апрельских боях.
Михаил Битёв
Чуть что не так - "нашла коса на камень".
Романтик, а подчас - максималист.
И взрослых ты считаешь стариками.
Что время убегает - не угнаться.
Но нам с тобой не будет шестьдесят,
А лишь четыре раза по пятнадцать.
Про Паоло Коэльо с Мураками....
Студенчество - особая пора,
Где в сессию опять "коса - на камень".
Мгновеньями давайте наслаждаться.
Нам всё равно не будет шестьдесят,
От силы только раза три - по двадцать.
Играя в "камень-ножницы-бумагу".
Упрямая она, тебе подстать:
"Без плюшевого мишки я не лягу..."
На Осень Жизни мы не будем злиться.
Нам никогда не будет шестьдесят,
А может, разве, - пару раз по тридцать...
Наталья Бугаре
вокруг туман и не видать ни зги.
Когда душа пушинкой тополиной
прорвет мне кожу через слой мезги
и вырвется наружу - над туманом,
и ввысь поднимется, преодолев грехи,
я на колени стану средь бурьяна,
и начерчу в пыли свои стихи...
Альвильда, МарЗ
Оттуда возвращаются не все.
Пространство там запаяно в квадраты
В скупой геометрической красе.
Занозами впиваются в сердца,
Один из них, зазубренный и тонкий
Останется на память до конца.
Гитара будет струнами звенеть,
Что жизнь – непоправимая ошибка,
И тайна неразгаданная – смерть.
И кто-то скажет – «это просто дождь»,
Другой добавит – «ритмами мелодий
Он на нее нечаянно похож».
Танцуя, вам напомнят о зиме,
То знайте, это я из невозврата
Вернулась,
чтоб растаять на земле.
Светлана Сиялова
Да откуда же я знаю?
На диване ты валялся.
Я вокруг ходила злая.
"Я устал... Отстань... Не надо..."
От чего устал? От лома?
От кувалды? От лопаты?
Загрузили зайку, суки.
Хоть ты "мышки" тяжелее
Ничего не брал и в руки.
Не зазорно, право слово.
Дорогой, не надо стонов.
...В ноут свой уткнулся снова.
Вот те раз. С какой бы стати?
Ну помой, давай, посуду.
Гвоздь забей прикола ради.
Ишь, надулся... Хмурит брови...
Пообедаешь у мамы?
Передай привет свекрови...
Дотнара Каримова
ты исчезала в глубине прихожей,
ты открывала настежь окна, двери,
теряла всё
и, никому не веря,
упорно шла по гравию сомнений,
босыми пятками и обнажённой кожей
скользя по льду из ранних сожалений,
по бритвам взглядов,
путанице лжи...
Ты птицей Феникс воспаряла кряду
и вновь горела в мареве из ржи.
Ты шелестела пёстрою обёрткой
из-под конфет,
была и стопкой водки,
и солнцем,
что дарило миру свет
и жизни смысл, благой и непочатый,
как то вино,
что крепнет с каждой датой
вновь в отзвуке
давно прожитых лет.
Ты неземной была земной,
святой,
распятой,
и иволгой звучала в ноябре,
моя мелодия,
кусочек старой даты
на прошлогоднем дне в календаре.
Ты дань весне,
кустам зелёным дань,
ты мой апрель, надежда и весёлость,
что облегчает жизни странный дар,
как та сгоревшая моментом
диво-молодость,
что улетела,
свой растратив пар.
Ты вновь маячишь здесь передо мной,
и потихоньку притворяешь двери.
Куплю гвоздик и навещу,
поверь мне,
коль всё ж судьба вдруг
зашвырнёт домой...
Дядя Витя
Напрасно время тратила, --
И лишь одной достался Принц
По наущенью Ангела:
Привычки горделивые, --
Не козыряй умом своим,
Избранница счастливая.
Победами минутными , --
Иная жизнь -- кошмарный сон
С упрёками занудными!
Скрепив семейство славное,
Ведь уступая в мелочах, --
Выигрываешь главное!"
Сердечного внимания, --
Так до конца не понял он
В чём корень обаяния:
С божественной фигурою,
была Достаточно умна,
чтобы казаться дурою …
Алина Волнами
Гулом рыб в водяной беспросветице
Посвящаю свинцовые мысли Лете.
Эй, река, мы когда с тобой встретимся?
Или воды твои любят вкус веселья?
Хочешь, я найду чудодейственные края,
В которых нет от жизни похмелья?
Ты хитра, забираешь людей на их пике.
Вот он был, а теперь под землёй сырой,
Похороненный с общим траурным ликом.
Ем на обед её и ужин, но она просрочена.
В Лете много "вечного" ты найдёшь,
Много гениальности изношенной.
Страшнее в луже сидеть и видеть в ней море.
Страшнее тонуть, умея плыть по-собачьи.
Страшнее при жизни отправить душу в крематорий.
Поиграем скорее в рулетку русскую.
Варианты семьи, счастья, денег, карьер
Променяю на боль от пули искусства.
Но простят нас Пушкин, Лермонтов, Есенин...
Наше поколение кто-то точно не уберёг.
Кто? Прадеды, мы, лукавость глобального веселья?
Когда-нибудь все мы канем в ту самую Лету.
Но, река, я тебя не боюсь, и грешок мне отпущен,
Посему созерцай мои закаты и рассветы.
Неважно
Что, капитан, не до рифм уже?
Как рифы, чернеют вдали троеточия,
И кровоточит песчаная почва
Истоптанных фраз, натяжения
Струн, на которых повесились птицы;
А дьявол вчера предлагал напиться,
Бывшей присниться, пока жива -
Что-то про совесть и честь бубнил,
Видно, совсем потерял рассудок.
Так стреляйся, о чем разговор! Это судно
Стоять будет в бухте до судного дня,
Мы ждали чумы. Нас погубит простуда:
В общем, пора отсюда линять.
Неважно выглядишь, капитан.
Пора открывать бортовую аптечку -
Там аскорбинка и феназепам,
Пора что-то делать, пора!
Капитан, ты сидишь вторую неделю
От утра до утра
На пустом листе синевы;
А осталось всего-то - начать и кончить -
"Прошу никого не винить..."
Дмитрий С. Бочаров
С холодным присвистом метели...
И будет ночь. И станет тьма.
Из черноты подступят сны,
Мерцая северным сияньем -
Но... ненадолго. До весны.
Денис
Пыльный зной. Мне б махнуть да уехать,
На подножку вскочив. Только я – обелиск,
У обрыва последняя веха.
Я кричал лейтенанту Серёже:
- Ты мою не бросай, если что-то со мной!
Он в ответ: - Обещаю. Не брошу.
Честь по чести. Живых и убитых –
Им на грудь ордена, а мне парочку тонн
Уходящего в небо гранита.
И опять, как тогда перед боем –
Тишина позади, тишина впереди,
Значит, снова – один в поле воин.
Чтоб побыть тут хоть самую малость,
И уйти, вытирая сухие глаза, -
За войну слёз у баб не осталось.
Всё бывает, я знаю. Но всё же.
В том, кто был рядом с ней, я узнал, вот те на,
Моего лейтенанта Серёжу.
Так знакомо, скажите на милость,
Догадался я вмиг, и гадать тут чего?
Промеж них всё давно получилось.
Побрели в придорожную осень.
Обязательным был лейтенант мужиком –
Обещал, ведь: - Не брошу!
Не бросил…
Залман Шмейлин
сокровищ в далеком море.
Ты виновата, что я сам с собой
больше уже не спорю.
Ты виновата, что не стремлюсь
мир наш переиначить,
Что все звезды и все фонари -
в складках твоего платья,
Что все оттенки живых цветов –
в меди твоего волоса,
Что все мелодии мира звучат
в тихом твоем голосе.
И если идти мне (как знать) по улице
К людям с протянутою рукой,
Я буду мечтать не о жареной курице,
А о самом будничном дне с тобой.
Котэ Матросскин
с пустыми местами…
Теряется в тёмных окрестностях, стирается
меж адресами,
Всё время меняет своё положение и застре-
вает в диване,
Мечется каждое утро по ржавой поверхности
колотой ванны.
за стенкой соседи,
Когда запирают себя на замок, куря на пред-
лестничной клетке,
Табачные крейсеры вместе с подводными
лодками едки,
А мысли настолько длинны, как только на
вилках спагетти.
в заброшенной спальне,
О том, как передник легко разорвать на белые-
белые флаги,
Как выйти сухим из воды, а после – греховно
опальным,
Добравшись до ручки… Свернуть. От подъезда
до драки.
не случится,
На обороте открытки с вокзалом, дождь размывает
рассеянно лица,
Ночью опять разлиную поля, в правом углу каждой
пятой страницы,
Выйду за них по утру. Вдоль по пунктиру. За рамки
границы.
разграничить...
Елена Шилова
Крошечным солнцем - с монетку, с ноготь.
Господи, дай мне еще немного
Плыть по теченью твоей реки,
Не вспоминая про якоря
И про послушную тяжесть вёсел,
В калейдоскопе грядущих вёсен
Явь подсердечную растворять,
Зная, что главное - впереди:
Света ли край или третий берег?
Я до сих пор, как ребенок, верю
Компасу, спрятанному в груди.
Ламья
маленький
серой сухой абрикосиной
с проседью
руки в пергаменте кожаном
ношеном
пять волосинок на темени
времени
мало осталось в сосудах
осудят
мол, умирай, задержался
сражался
раньше с любыми невзгодами
взлётами
мысли железными крыльями
сильными
нынче – струпьём заскорузлым
обузой
болью забвенья натружен
не нужен
только он помнит таёжное
прошлое
помнит, как потчевал хлебушком
девушку
дети – в бессмертие лестница
светятся
хочется жить не из жалости
в старости
даже в сегодняшнем возрасте
бодрости
в валенках
мальчика
Николай Агальцов
сгинул в таверне страх;
море гуманно, парус упруг,
соль на губах...
грызлись и в пух и в прах,
шпагу меняя на карандаш, -
соль на губах...
Вижу в коротких снах,
как меж порталов фортуну звал, -
соль на губах...
Вячеслав Киричок
Из леса вышел я на чудную опушку,
Где по траве, как по зелёной смушке,
Мальцы катали шины от колёс.
То ли в раздумье, может быть, в печали
И птицы, и листва, и мальчики молчали.
Была картина истинно страшна.
Безлюдье, лес, откуда детям взяться?
Они могли покрышек не касаться,
Движения их пассами свершать.
Кинжалами пронизывал он кроны.
У дьявола таинственны законы,
Нам не дано найти на них ответ.
Вдруг филин ухнул с недалёкой ветки.
Исчезли мигом, растворились детки…
Два волка скрылись в ивовых кустах.
Rewsky
****
Вокруг приятное, по сути, общество.
Немного эльфово, отчасти гномово,
и великаново поодаль топчется.
А мы – красивые, со шпагой лазерной,
давно не юзеры, но не бретёры же…
Немного фениксы, конечно, разные,
вполне фактурные, весьма путёвые…
Смышлёны в частностях, свободны в крайностях,
охотно-лисовы в ориентациях,
Мы дети уличной пустой окраины,
где в одиночестве невмочь скитаться нам…
Играем в крестики на раздевание,
распишем нолики, тасуя роли, мы…
А на поляне ли, иль на диване ли –
куда расстелется – туда и трогаем…
Тут, видишь, кролики, там, слышишь, Нарнии,
не однодверное – в шкафах открытие…
Запоминаем мы, когда узнаем мы -
а те ли норы нам судьбой нарыты ли ?
Начертим крестики, поставим нолики,
сдаёмся радостно, призы – на полочку…
Прривет, грядущее!! – даёшь сонорные
с французским выдохом, с ямщицким посвистом !...
визитка времени - в дорожке встреченной…
И, любопытное, внимает общество,
пододвигая нам
тетради в клеточку…
Остап
Всех шестиклассников по два в ряд.
И среди них сорванец весёлый –
Бантики, хвостики, ясный взгляд.
Главная личность из школьных лиц –
Юлька – она ж по моим предметам
Лучший по школе специалист.
Как-то не слишком пошли дела.
Юлька… ну что ж ты, скажи на милость.
Юлька и так меня подвела.
Что не поймёшь, упустивши мысль,
Слушают дети. И только Олька
С Юлькой болтают! Ну всё, держись!
Мямлит, лопочет едва-едва,
Вспомнить пытается через силу.
Ну, разумеется, это – «два».
Четверть-то только лишь началась,
Так что, ответит разок толково –
Вот и исправит свою «напасть».
Так уж ответить рвалась она
Я не спросила. Смотрела строго,
Словно поджуживал сатана.
Сделала тесты по теме всей.
Ладно, поставила я «четыре»,
Но не сказала об этом ей.
Ты захотела исправить два…»
…В сердце с тех пор у меня заноза,
Если б мне знать наперёд тогда…
Жар и озноб, бесконечный бред,
И не спасут ни родные стены,
И никакие лекарства. Нет…
Только грызёт неотступно мысль:
Если бы знала, что «два» закрыла,
Может, боролась б она за жизнь?
Двойка в журнале – немой укор.
Юлька, а я ведь не ставлю двоек.
Так и не ставлю…с тех самых пор…
Injoner79
Вокруг – сплошные праздность с благодатью:
леса, и звери шастают по ним
непуганные. Здесь не опоздаешь
ни в гости, ни, тем паче, из гостей,
поскольку время выглядит иначе,
чем на Земле. И сводки новостей
становятся ненужною заначкой.
Архангелы лениво пиво пьют,
Кифа – простой рыбак (а также ключник)
плывёт по речке, весь окрестный люд
пугая скрипом стареньких уключин.
И свет распластан в желтизне полей,
родит пшеница и несутся куры.
В домах – чеснок и бойкий сельдерей
развешены. Мне память (дура-дурой)
напоминает с горечью о том,
как мы с тобой… А впрочем, всё пустое.
Наведывайся. Есть коньяк и ром…
И терпкая вишневая настойка.
здесь всё периодически сжигают –
традиция, однако. Светлых лиц
не встретишь. Окружающие гады
живут в котлах во смраде и грехе,
народишко унылый и нелепый.
Харон, что твой Кифа, сидит в реке,
играем в карты с ним… Немая Лета
мельчает постепенно, ибо спрос
на воду превышает спрос на память
у тех, кто жизнь швыряет под откос.
Сизиф толкает в гору чёртов камень
(поднадоел уже). Чертей вокруг полно,
воняют страшно (грязь и нечистоты),
бухают, с**и, красное вино…
Ты знаешь, вот махнуть бы автостопом
к тебе на Свет: держаться нет уж сил.
Скучаю по Гармонии и Жизни.
Я Цербера, с напрягом, упросил:
осталось лишь лепёшками разжиться.
Так незаметно появилась осень,
И ветер письма старые уносит...
Какое настроенье у мадам…
Балы и котильоны не забыты
Хоть ямочки со щек годами смыты...
Какое настроенье у мадам…
Всё глубже и видней на лбу морщины,
Всё чаще опускают взгляд мужчины.
Какое настроенье у мадам…
Пришла пора... Превыше всех желаний
пасьянс, и плед, и рой воспоминаний.
Такое настроенье у мадам
Марцана
Не со мною ты - ну и пусть... Я открыла секрет простой:
Растворяются миражи, как пылинки, кружась в луче.
Ты встречал ли рассвет, скажи безо всяких твоих - зачем?
В этом пользы нет никакой, просто музыка для души,
Снова слышу я голос твой - отрезвляющий: "Не блажи!"
Обрывается сказка враз: кто-то вырвал последний лист.
В глубине отстранённых глаз изумруд безупречно чист.
Не сдаётся тоске зимой и гостям предлагает грог.
Я хочу растопить камин, но упрямится уголёк:
Дуй-не дуй - результат один... Отогреется, дайте срок.
Оптимизм, говоришь? Да нет: это вовсе не мой конёк.
От кометы горящий след иероглифом в небе лёг.
Растворяются миражи, лёгким флёром туманя даль.
Жёлтый лист на ветру дрожит... Всё прошло. Ничего не жаль.
Ловчая Сова
Будильник тик-такает. Ёлка стоит в углу.
Гляжу в телевизор — будут ли чудеса?
А их-то и нет. Есть кто-то. Красив и глуп.
во время чумы, которая жизни ест.
И где-то есть утренник, и Дед Мороз-вампир,
Снегурка в каске, с косою наперевес.
и беды вокруг неё ведут хоровод.
Но, кто-то счастливый идет с вязанкой дров,
ведь надо детишкам согреться под Новый год...
Война — там, внутри. Засела, как острый шип,
и колет, и колет, хоть плачь, хоть юлой вертись.
Еще — преследует запах горящих шин.
Пускает весна новой жизни нежный росток.
А я бреду, как сталкер, по мертвой земле,
меняя весну на лето. Бреду на восток.
руины и смерть, засыпанные листвой,
ничейные кошки и взорванные мосты —
плывут картинки одна страшнее другой...
журчит телевизор, и я подхожу к столу.
Две тыщи шестнадцатый год — через пять минут.
Будильник тик-такает. Ёлка стоит в углу …
Андрей Блинов
Мы не виделись больше года.
Позвонить бы, да недосуг,
Он же гордый. Я тоже гордый.
Мы гуляли по старым крышам:
Я главарь, пацаны за мной,
Он боялся, но тоже вышел.
На притихший Исакий глядя,
Что сейчас моим не чета,
Испиши я хоть сто тетрадей.
Создавали карьеры, семьи,
Он тогда приходил ко мне,
И блаженно по воскресеньям
Как кусочек небесной манны.
А потом он сказал: «Прости,
У меня заболела мама...»
(Сколько было чудесных вёсен!)
Он опять заскочил ко мне
И похвастался, что развелся,
Как какой-то несчастный ниггер,
Но зато у него в стихах
Через месяц выходит книга.
Это просто тупая зависть...
Я ответил ему: пора
Становиться взрослее, да ведь?
Неустроенность и богему.
Он парировал: «Может быть,
Но давай-ка закроем тему» -
Мы не виделись больше года.
Позвонить бы, да всё никак.
Он же гордый. Я тоже гордый.
Елена Чурилова
Тонкоруки и длинноноги. Легкокостны.
С маленькой грудью и ямками на ключицах.
Девушки-птицы.
Сирины и Алконосты.
Случайно упавшие в нашу реальность.
Сбросили перья, чтоб спрятать странность.
Чтобы смешаться с толпой. Чтоб выжить.
Иначе ведь разорвут на части.
По перышку. На амулеты (всем ведь известно: такие приносят счастье).
А правда в том, что такую встретишь и потеряешь покой.
Уязвимую, хрупкую, отрешенную.
С причудливой речью и взглядом, отравленным вечной тоской
По неземному.
С привычкой смотреть сверху вниз.
Совершенную. Бесполезную.
(Ну какая быть может польза от райских птиц?)
И каждый шаг ей навстречу – будто по лезвию,
Но ты заранее все простил ей.
Поклоняться.
Целовать предплечья, запястья,
Кончики пальцев.
Целовать руки – подразумевая крылья.
Такой не кольца дарить и браслеты,
Не охапки срезанных лилий.
А радуги, ветры, пронзительные рассветы
И россыпи звездной пыли.
И окна в доме – огромные! И все время настежь!
Эта девочка-птица тебе не снится.
Ты ее можешь видеть, слышать, писать ей стихотворенья,
Молиться.
Кормить вареньем,
Или цветочным нектаром и чистой росой поить.
Одним словом – любить.
И ждать как желаннейшую награду
Мгновенья,
Когда в ее лунных глазах расцветает радость.
Команда "Летучие голодранцы"
larisa
Финт ушами
Травояден, но крут,
И рога – гордым вензелем!
Обитаю в лесу
К удовольствию вшей.
Но однажды придут
И предъявят лицензию -
На жаркое и суп
Из лохматых ушей.
От таких перспектив
Холодеет за воротом,
Сухожилья свербят,
Разжижается стул…
Даже если ретив,
Чтоб не сгинуть распоротым,
С тесаками ребят
Обойдёшь за версту.
Отвергая «авось»,
Распрощался с копытами
И рога обменял
На пятнистый пиджак.
Если что, я не лось -
Леопарды, элита мы!
А мосластый марал
Нам никто и никак.
=========
41.
Команда "Корабль-призрак"
Призрачная встречная, она же Братислава
Пустынная трасса
Такими пустынными трассы бывают только в провинции...
Летим под сто двадцать, пейзаж залихватски свистит,
А глупое радио совсем не желает ловиться,
И магнитола упрямо выплёвывает CD.
Ты, по привычке щурясь, глядишься в солнце закатное,
А струйки дождя на стёклах видны лишь мне.
В детских сиденьях свернувшись, дремлют наши котята,
И шлейф золотистой листвы за машиной кружится во сне.
И я в зеркалах отражаюсь - счастливая и спокойная,
Но - где-то внутри - тревожно скулят тормоза.
Ведь правда же, это не мы улетели, вспоров отбойник,
за обочину мира
тьму километров тому назад?
=========
42.
Команда "Пиастронавты"
Юрий Пестерев
ЗВЕЗДА МОРЕЙ
Дух романтика могучий, как бескрайний океан,
Есть Колумб, и есть Веспуччи, есть Седов и Магеллан.
Постарайтесь, разглядите, славный дух везде живёт.
От Борнео и до Крита - верный курс один – вперёд.
Бригантины и фрегаты, надувая паруса,
Знают с давних пор фарватер, будто тучки небеса.
Бодрый дух есть в сердце каждом, он на месте не сидит,
Кто в поход ходил однажды, в ком звезда морей горит.
Чья душа призывно просит, заявляя о правах,
Не сушите только вёсел, коль кружится голова,
Кто надел тельняшку юнгой, бескозырку теребя,
Кто не спутал север с югом, на всю жизнь влюблён в тебя.
Синей стайкой звёзды бродят, улыбаясь островам,
Жаль, мои умчались годы, лишь в ушах звенят слова:
- Ни на море, ни на суше не забыть о берегах,
- В душах радость не задушишь, память сердца дорога.
Солнца луч по реям скачет. Вновь норд-ост берёт разбег.
Кто за хвост поймал удачу, тот счастливый человек.
=========
43.
Команда "Лопатино"
Игорь Смеховской
Чукотская Ассоль.
Под влиянием повести Грина,
я Аcсолью себя возомнила.
Словно явь - пред глазами картина,
как меня обнимает мой милый.
В тот же час побежала к заливу.
В ожиданье начала процесса
села в позу весьма горделиво,
как-никак - я почти что принцесса.
Час сижу, два сижу - стала мерзнуть,
от мороза слипаются веки.
Не смущает замерзшее море,
и что я проживаю в Певеке.
Хорошо им - заморским Ассолям!
Ясен перец, там водятся Греи.
Что там Греи - и Вани, и Коли
приплывут, если солнышко греет.
Снег пошел, я сижу дура-дурой,
как в берлоге - в огромном сугробе.
Со своею роскошной фактурой,
на фига мне себя, кралю, гробить?
А мороз, между прочим, под тридцать.
Что-то больше не хочется чуда.
Проживу, слава Богу, без принца,
и читать глупых книжек не буду.
=========
44.
Команда "MIR Флибустьеров"
Doctor Offenbach он же Доктор Пивси
Преступление и наказание
Нет на свете идеала преступления:
Не избавиться от всех его улик.
Поборю в себе боязнь и приступ лени я –
Попытаюсь доказать, что я велик.
Тварь дрожащая пускай внимает трепетно
Гласу высшего сословия людей.
Лужи крови или так, на рукаве пятно –
Всё едино ради помыслов, идей.
Есть процентщица одна, изрядно гадкая.
Сущий Дьявол, ей бы души брать в залог!
Избегая аффективного припадка я
С топором в её жильё проникнуть смог.
Тюк по темени и всё, обмякла жертва-то;
И свидетеля пришлось приговорить.
Я не Робин из неведомого Шервуда:
Мне ль награбленное бедным раздарить?
Дело сделано ... Но мысли стали путаться.
Отчуждён и самому себе не мил.
То ли кажется, что повторю я путь отца,
То ли я уже давно себя казнил.
«Кровь по совести» уже ль напрасно пролита?
Кто-то тысячи губил! И как!.. Молчу …
Что в сознании моём? Добро ли, зло ли там?
Будь великим я, не мучился б ничуть.
Значит низок я! Пошёл с повинной: грешен, мол,
Совесть мучает. Спасите! Дайте срок!
За деяние меня сослали к лешему,
Да, в Сибирь - суровый каторжный острог.
Здесь остыл, но отчуждённость не оставила.
Кто бы знал доколе сердцу с этим жить!
Я смирение возьму себе за правило –
Вот дорога ... к воскрешению души.
=========