Раз в год выпускает Петрович больной кураж
Сквозь щель в полосатой десантно-морской груди.
Был взят участковым за буйство на карандаш,
Поскольку порядку в селе иногда вредит.
Неистово носит Петровича по селу,
Как будто он стукнутый кием бильярдный шар.
Он смерть воскрешает в драконьем своём пылу,
А та превращает Петровичу жизнь в кошмар.
Курятся дымками развалины прежних лет.
Он памяти чёрным платком навсегда укрыт.
Желающих выпить с Петровичем в праздник нет,
Поскольку мучительно он изнутри горит.
Останки сожжённых иллюзий – летучий прах,
Что под ноги лёг, не рассеян, не погребён.
Остался рубеж позади, за которым страх,
Все шлюзы и люки распахнуты с тех времён.
Он выкрошил зубы в опасные эти дни,
Сдирая военную кожу который год.
В любую секунду готов на посту сменить
Всех тех, кто на помощь Петровича не зовёт.
И старый кавказец, матёрый, могучий пёс,
Мотая башкой, убирается со двора
Под треск разрываемых в клочья морских полос
И грохот попавшего под сапоги ведра.
Тяжелая водка; висок под беретом сед.
И в белых глазах хороводят вовсю круги...
Петрович сидит на скамейке, что сделал дед,
И прошлое делит на подвиги и грехи.