КГП-2025. Второй паратур

6. Другая-я

Лицом к лицу столкнулась, кто бы знал,
с другой собой, со смежной параллели.
Сдвиг матрицы, ошибка кода, знак?
Но амазонкой выросла она
из ниоткуда взявшейся метели.
Я не пыталась ничего спросить —
глаза в глазах без слов нашли ответы.
И был холодной грацией красив
суровый профиль в ореоле света.
В ее вселенной жизнь была проста —
здесь — друг, там — враг. Без лишних экивоков.
Застыла складка жесткая у рта.
Но жесткой быть, не значит — быть жестокой.
Мне сразу показался легким груз
моих нелепых маленьких трагедий.
Теплом знакомым веяло от рук,
От выбившейся пряди жженой меди.
Другая я в разы была сильней.
Прочней. Жизнеспособней. Падал ватой,
сбиваясь в комья, бесконечный снег
и в белизну затягивал куда-то.

И там, у самой кромки бытия
Ветхозаветный Бог ли демон-гений
Мешал нас вместе — снег, ее, меня.
И мы текли, мешаясь, за края
И путались в витках перерождений.

7. Рожаем стишок-с!

Рожай, Гаврила, поскорее –

прёт этот хренов паратур...

Обрушим ямбы и хореи

на критиканствующих дур!

Давай-давай, не всё мне тренькать

на лире ангельской с небес.

Пусть содержание от феньки –

но чтоб в ребре стишка был бес!

Да, я антично несравненен.

Но ведь и ты не лыком шит:

крутяк, как жёнушке – Каренин.

Поднимем и тебя на щит.

Взлетел и – «Бац!» на мОзги людям.

Давай с понтОм, ядрёна вошь!

(Стихи – они спонтанность любят...)

Ну как, рожается, Гаврош?

Давай скорей... Потужься. Вот он –

прекрасней танца баядер!

Рожаю тоже. Сходят воды...

Вот-вот – и заорёт шедевр.

8. Сквозь вечность

Я был огнём! Летел за солнцем вслед.
Меня поймал гранатовый браслет, 
который ты носила на запястье. 
Но ты прошла - ни взгляда, ни следа. 
И родилась во мне мечта тогда: 
звездой с небес к ногам твоим упасть бы.

Я столько жара нёс через года - 
хватило бы расплавить тонны льда.
Твой голос звал сквозь толщу расстояний,
сквозь память, боль и глубину времён.
Я птицей был, что билась за окном,
закатом, становившемся багряней.

Был небом у тебя над головой, 
я вырастал у ног твоих травой
и снегом опадал тебе на плечи.
Вновь умирал, рождался в сотый раз, 
признания слагал из хрупких фраз,
чтоб всё сказать, когда тебя я встречу.

Но если всё же разминусь с тобой, 
умру осенней меркнущей листвой,
чтоб вновь весной родиться ради взгляда
в тот час, когда ты, разогнав печаль,
дотронёшься до моего плеча
И скажешь: "Больше умирать не надо".

9. Реалити

Родился я. Родился ты...

Гаврила, роды – это скучно!

Так без ненужной суеты

за годом год рожает сучка.

Уж раз родился, то помрёшь:

в природе выбор небогатый.

Весь поэтический скулёж –

плод имитации бравады.

Но смерть... Что может краше быть?

И «на миру», и так, в постельке.

Наследничков кайфова прыть –

кому-то дом, кому-то деньги...

Гаврил на свете – как котов,

смеётся Солнце из-за тучки.

Едва родился – будь готов,

что на тебя наложат ручки.

От лишних страхов Бог упас,

бояться смерти – дурням мука.

В мечтах я нынче – папуас!

Съедающий красоты Кука.

10. Ночное, или Ищите лошадь
 

Мне лошадь встретилась в кустах. 

И вздрогнул я. А было поздно...

Н. Рубцов

Рождалась ночь, кося под поздний вечер.

Мол, я не я и вовсе ни при чём.

Но мне ответить ночи было нечем.

Я лишь пожал растерянно плечом.

Рождался страх - холодный, колкий, гадкий.

Он был под стать ударам ножевым.

Я слышал, как упало сердце в пятки

И притворилось в пятках неживым.

А я дрожал - противной мелкой дрожью.

С лежачим сердцем стрёмно было мне.

Без задних ног я полз по бездорожью,

От всех дорог нормальных в стороне.

Со всех сторон кусты дрожали тоже.

Хотелось мне забиться под кровать.

И думал я, сумняшеся ничтоже,

Что мне в конце пути несдобровать.

Дрожали пальцы, липкие от пота,

И ужас нервы резал без ножа.

Ведь в тех кустах таился явно кто-то,

А временами даже дико ржал.

И в жар меня бросало, но при этом

Я жутко зяб, отнюдь не на коне…

И был спасён в последний миг рассветом,

Родившимся в распахнутом окне.

11. На сообщение о тринадцатилетии сайта

Ну, удивил, так удивил...

Тринадцать лет как сайт родился?

Срок (что у сайтов, что – Гаврил)

когда встаёт у парня пися!

Прекрасный возраст для любви

(сравни с Ромео и Джульеттой!).

Нас на стишата вдохнови

в согласии с приметой этой.

Словесный звон цветёт окрест –

пора тюльпанья и сиренья!

Денёк, что надо, вот те крест...

Пойду – дерябну в день рожденья.

Им увлечён не я один:

творенья в нас глубОки корни.

А может, что ешё родим...

И чью-то матушку припомним.

12. Ненужный архив

Без сожаления в топку – до самых углей. 
Перерождение не терпит паллиатив. 
Я теперь стала на целую жизнь мудрей. 
Опыт — за плечи. Прожитое – в архив.
(Марина Матисс)

Бить женщину за бедность - это грех, 
за скромное желанье стать училкой. 
Не исцелить её, не отогреть.
Грешна ли, невиновна -  нет причины

зло, сильно бить чешуйчатым ремнём.
Под красным фонарем густеют тени.
Лежит ничком, зубами простынь мнёт,
терпя и ненавидя - бьют за деньги.

Он заплатил за ужин, за отель,
всё оплатил - ничто не получилось. 
Рассчитывал, планировал, хотел...
В рубцах её спина. На платье чистом

по белой ткани - алая роса.
Оплачено, оплакано, прожито. 
Окончен номер. Снова заказать
Еë сегодня -  невозможно. Жидкий

туман в окне беспомощно повис,
как из петли не вынутый покойник.
Она в общаге. Завтра ей на бис 
проделывать ужасный трюк по новой.

Она честней платящих ей невежд. 
Подонков. В счëт оплаты института 
освобождает тело от одежд
студентка,  а по факту -  проститутка

14. О природных катастрофах

Родился кратер на Гавайях,
там их – как у меня прыщей
(Что, посчитать? Ну-ну, давай я...
И плюс на жопе и ваще...)

Короче – кратер раскурился,
как на Курильских островах;
но он не тёпленькая кися,
а прям – дракон, и дело швах.

Гаврил там полные курорты –
бегут, орут, разинув рты:
плевать на девок для экскорта,
тут не до женской красоты.

Обходят кратер самолёты –
столб дыма вырос выше звёзд.
Цунами – это тоже что-то...
Кто виноват? – Вопрос не прост.

Тарас, сосед: «ЯкОго биса?» –
виновен Путпн, ясен кот...
Сижу, листаю телевизор.
Пипец... Вот ща как долбанёт!

15. Вор

Он ей в тот вечер много говорил

про душу. И на грудь её глазел.

На улице созрели фонари,

как гроздья винограда на лозе.

Она не замечала лишних слов,

 как и того, что вечер пролетел.                                       

И щебетал по-птичьи птицелов.

И сок фонарный брызгал в темноте.

Манили звёзд чужие янтари. 

Рождалась ночь и жадная любовь.

Он обещал звезду ей подарить,

а подарил растерянность и боль.

Их, пришлых принцев, за ночь не понять.

И не хотелось, честно говоря…

Наверно, поняла бы в свете дня.

Но что тут разглядишь при фонарях?

Потом рождалась новая строка 

в одной из комнат с окнами во двор.

Был дом – не дом, а замок из песка.

Был принц – не принц, а просто вечный вор.

Ушёл он в ночь, лишив любви и сна.

Унёс надежду, спрятав под плащом...

Не плачь, что та строка обречена.

Ты молода. Родишь себе ещё.

16. Оплошность гения

Гаврила подавал надежды –
пленял любую визави,
и превзошёл бы всех, что прежде
писали вирши о любви.

Рожал стихи – трудов немало,
но помер, так и не родив...
Проверка дела показала:
не снял с пера презерватив.

17. Камнепад

Я говорил ей что-то невпопад, мне отвечала:  - Хватит, подитожим. Был в это время небом  звездопад, искрил и падал,  делая возможным

желание мелькнувшее в уме. Во имя искупления ошибки, использовав  последний аргумент, я камнепад тянул. Так лошадь жилы

под  грузом надрывает и ползёт. Ползёт и тащит, тянет - что есть  мочи. 
- О звёздный камень, дай мне синь озëр,  и взгляд без обязательств, между прочим.

Холодный, быстрый,  глупый леонид исчезнет безвозвратно в душной ночи. 
Я прозреваю: - Господи храни. 
Особенную. 
Только - очень-очень.

И пусть она уходит не успеть,  не возвратить, не отмолить решений, и кто-то ей приносит чай в постель. Без разницы, да будут дни  блаженны

для женщины. Не друг и не жена, неважно - кто, прошу, пусть не страдает. 
Та, что была жестока и нежна
в случившейся, прошедшей дальней дали.

18. Экономика процесса рыборазмножения

Гаврюшка – старая белуга,
на нерест прётся по реке.
Жаль, с их поимкой дело глухо:
бдит рыбнадзор невдалеке.

Ждут, гады – вдруг я облажаюсь,
и прям при них затею лов.
Я рад, конечно, урожаю,
но к их погоням не готов.

А экая была бы пруха –
там тонны полторы мясца...
Икрой же замануха духа
озолотила телеса! –

Прикинь: там килограммов триста,
на годик в Сочи – в самый раз.
Ушли бы влёт, тотчáс, со свистом! –
под завидки базарных масс.

Эх, мне принять бы рыбьи роды!
Инспектора бдят поутру –
во-во, у моря ждут погоды...
– Им, Гавря, не мечи икру.

19. Бесследное

Выйду на улицу, увижу снег 
скажу ему: "Здравствуй! Как жизнь? В белом цвете?" 
Снег, наверно, что-то ответит мне, 
только я не услышу, что он ответит. 

Это даже к лучшему - снег суров, 
сжимает в объятиях уставший город, 
а его усердно из всех дворов
гонят, поскольку он, на расправу скорый, 
морозит всем руки, глаза, слова, 
насыпает осколков в сердца и души, 
застилает холодом нам кровать. 
И люди катятся на санках послушно
за теми, кому совсем ненужны, 
за теми, с кем, в общем-то, едва знакомы. 
Потом домой едут по окружным, 
чтобы подольше не появляться дома. 
И родятся дети, долги, дела. 
Солнце всё реже, и всё чаще метели. 
Заботы и тяготы пополам, 
а тепло и нежность каждому отдельно. 

Выхожу на улицу, вижу снег, 
говорю ему: "Здравствуй! Не жалко осень?"
Иду по сугробам, а следов нет. 
Вовсе... 

20. Дождик-дождь, не перестань...

Рождался дождик в небесах:
он пел, звенел, смеялся детски,
и (не последний пункт повестки!)
гремел по крыше – просто страх...

Отряхивали листья клёны,
сердито булькал водосток,
а дождик прыгал без порток –
Гавриле друг новорождённый.

Пусть гром грохочет, как трамвай,
любой Гаврила рад стихие!
Да, дождики – они такие,
скакать по лужам с ними – кайф...

... Кричу мгновеньям «Погодите!» –
мир полосатей, чем Шер-Хан:
слинял и дождик-хулиган,
и облачко – его рождитель..

21. Хеви-метал

Выпив терпкий коньяк цвета крепкого чая,
Отправляю рубли в чрево музавтомата.
Пусть Deep Purple звучит - старый рок нескончаем!
Вспоминаю с теплом то, что было когда-то:

Этот бар сложно было покинуть без боя -
Я девчонку у друга увёл:
"Будь смелее, 
Не пугайся, малыш, - это байк зверем воет,
Не достать нас погоне  - летим на Харлее!"

За мостом, где у речки плакучие ивы,
В отражение звёзд мы бросали окурки. 
Губы девушки пахли "Пэл Мэлом" и пивом. 
Я шептал: "Нарожай кучу деток придурку".

Всё сбылось - родились три девчонки и парень. 
Этот бар старый рокер забудет навряд ли.  
Ричи Блэкмор* лабает для нас на гитаре,
Под него, обещая, нашёптывал клятвы.

...Наш Харлей ночь пронзает, хрипя басом грубо, 
Возвращая нас к ивам, в то тёплое лето.
Пивом пахнут твои чуть припухлые губы, 
И сейчас, и тогда мы навек - хеви-метал.

---------
*Ричи Блэкмор- гитарист группы "Deep Purple"

22. О демографии

Вчера рожала наша Мурка –
орала, лапками скребла,     
и дыбилась у Мурки шкурка,
и боль и кайф в глазах мурла...

Ах, это таинство рожденья!
Что у котяр, что у людей...
Смотрел бы век на их мордень я.
Гляди, Гаврила, и балдей.

Да, кстати, как твоя красава?
Я ж видел: ходит с животом.
Семье важна детей орава:
«Уа-уа!» – и праздник в дом!

А с демографией проблемы –
кто кроме разрешит у нас?
Что, я?! Ну, ты сбежал от темы...
Я ж не женатый. Бог упас.

23. Прошлый век

В прошлом веке я была рождена,

хоть и трудно в это верить самой.

Зацвела на голове седина

у мальчишек, что учились со мной,

превратившихся в пузатых мужчин.

Вот такая это феличита…

А девчонки не считают морщин –

потому что их и не сосчитать.

Нынче лапками сучи-не сучи,

не отбиться от налипших годин.

В поликлинике вздыхают врачи:

говорят, мол, больше пей и ходи…

Напилась бы да пошла б.  Но вопрос:

где и с кем? Да силы нет вообще.

Но зато есть гепатоз и артроз,

даже соль в костях, и сахар в моче.

Ходишь сонная, как муха, с утра,

ночь пугается несомкнутых век.

Привыкаешь к постулатам утрат.

Что поделать? Виноват прошлый век!

Угораздило родиться же в нём…

Вообще, он был хорошим, поверь.

Мы – из прошлого.

Вот так и живём.

Фиг мы новому сдадимся теперь. 

24. Мадам Коко

Есть у Гаврилы фаворитка –
мадам Коко: прекрасна в пух!
С её красы переизбытка
орёт в экстазе наш петух.

Изящно шествует по грядке,
несёт яички каждый день,
а из яиц – тюк-тюк! – цыплятки,
краса российских деревень.

В курятнике она – мадонна,
почти жар-птица из легенд,
и элегантна, и бонтонна,
недаром «курва» – галльский бренд.

А если дама постареет,
цыплят устанет приносить –
в куриный супчик, поскорее!..
Коко ценимы на Руси.

25. Рождение легенды

Пусто на улице, где идут, берцами в такт стуча, самые сильные – на беду вышедших в этот час. Каждому в группе не ведом страх, лишних не тратят слов: каждый уверен, что точно прав, уничтожая зло. Вера идущих в ночи проста – каждый убить готов тех, кто чего-то хотят не так или поют не то. Действовать юным давно пора, подвигов ждëт душа: где-то заставят кричать "ура", где-то сожгут бомжа.
И потекут словеса рекой в чате друзей-подруг: добрый заплачет за упокой, но захлебнëтся вдруг, грубый пошлëт несогласных нах, верный затянет гимн...
Ушлый напишет: "Приëм не наш, но дождались враги! Кто-то там умер – и чëрт бы с ним, главное – впереди. Это же дети, к тому ж свои, надо понять, простить: станет легендой не тот, кто тих, нужен герой другой!
Просто не стой на его пути, чтобы не стать врагом. "

26. Рождение христианства

Визит пророка Гавриила...
История аж понеслась.
Христос – не правнучек гориллы,
а Бога-Слова ипостась.

Марии предсказал немало
чудес небесный акушер...
С тех пор голов в избытке пало –
за православие, мон шер.

У вас, католиков, не вера,
а инквизиции кошмар.
Зато у нас любви – без меры!
Обряд раскольнически стар...

Короче – грянул Божий вестник,
и с этого всё началось:
Господь не пустит мир, хоть тресни,
блуждать в пустыне, на «авось!».

К чертям буянства-окаянства –
да грянет Божий глас везде!..
Так зародилось христианство.
А ты как думал – на кресте?

27. Родился день

Родился день, невинный и ничей,
не знающий ни боли, ни тревоги.

Мы пережили ночь,
одну из многих
бессонных нескончаемых ночей.
Я слышу первый крик и первый плач
о том, что мы надеемся напрасно:
обманывает солнце раз за разом –
на всех не хватит света и тепла.
А новый день, едва на ножки встав,
напуганный истошным воем скорых,
помчится в катастрофу –
так под гору
летит неуправляемый состав.
Не хватит сил схватить и уберечь,
и оградить спасительным барьером...

Господь, ты есть?
Дай мне хоть каплю веры
в того, кто нам принëс не мир, но меч.

28. Гаврилье настроение

Гаврилион рождён титаном –
среди собратьев он колОсс!
А потому мне даже странно –
как он до Солнца не дорос?

Да, помню-помню: там атланты,
кажись, удерживают твердь –
чтоб атлетичное анданте
не позволяло ожиреть.

Занятия небесным спортом...
Гаврон с рождения – атлет.
В веках прославлен без дисконта,
и мною не за зря воспет.

Гаврила, плюнь на атлантистов –
не им подвластны небеса:
небес не семь, а тысяч триста,
про них – гавриляя туса.

Давай гульнёмся прямо к Солнцу –
мы для того и рождены.
Ты чашу неба пей до донца,
чтоб радости – полны штаны.

Чтоб ангелы в гортани пели,
а вылетали через нос...
Я тоже тяпну звёздной хмели –
и поцелуемся. Взасос.

29. Зимнее

Стоял мороз, а дело шло - к разводу,

По чьей вине - неясно и не суть.

Но поиски невидимого брода

На нет сводила ссор никчемных муть.

Внезапно исчерпались аргументы

За то, чтоб нам и дальше по пути.

У зимней черно-белой киноленты

Совсем другой прокат, как ни крути.

Цыплят своих по осени считая,

Недосчитались как-то сразу всех.

И сцена театральная, немая

Толкала то на слезы, то на смех.

И мы смеялись - странно так, сквозь слезы,

На пару хорохорясь до поры,

С той не смешной отнюдь метаморфозы

На выходе до срока из игры.

Игры в семью, счастливую ячейку,

Где наш Нью-Йорк еще реально «нью»,

Не замечая, что судьба-злодейка

Уже готовит жирную свинью.

Мы в глаз друг другу как-то вдруг попали,

Хотя в виду имелась только бровь…

Была зима, любовь была в опале,

И в тишине рождалась нелюбовь.

30. Рождение сенсации

В беседе двух нестарых дам
родился слух – пока дитятя.
Забылся б скоро и он сам,
и недоношенные братья,
но был услышан и пригрет
слегка подвыпившим соседом.
(в мозгах того был винегрет
из чарки и любви к обедам).

Он слух взлелеял и понёс
в широкие пивные массы,
всё выше, выше... – на помост!
(хоть сам прилёг соснуть у кассы).
А слух и сам летать обвык –
комарик, безбилетник-заяц,
из уха людям на язык
в обход мозгов перемещаясь.

Слушок услышал журналист
любимой нами «жёлтой» прессы;
был публицист весьма речист,
слова его – с немалым весом...
Смотрите – слух несётся вдаль,
взмывает в новостях с экрана:
давай, слушилище, скандаль
по городам и дальним странам!

... И к двум соседкам – за чайком
под лай тиви-шного светила –
сенсация пробралась в дом.
«Во-во... А я что говорила?!»

31. Отрезки

Собой довольный, словно слон,

отрезок жизни на балкон

решил отправиться курить

тенденций нить.

Другой отрезок битый час

тебе рассказывал рассказ

о том, что будет, если ты

спалишь мосты.

А третий громче всех молчал,

став тишиной в конце начал,

и ты его услышал вдруг,

как сердца стук.

И тут родился новый день.

Он был в тебе, вокруг, везде!

Он прокричал – не сожалей,

живи смелей!

32. a Dieu

В семь сорок пять за ней придут
по чьей-то жалобе.
Найдут в горячке и в бреду:
«А не рожала бы!»
И кроху-сына унесут
в служебном рвении:
«Стрелять бы сразу этих сук,
не тратить времени».

А ей не встать, не закричать –
но тащат волоком.
На ключ замок, на дверь – печать
с серпом и молотом.
Потом подвал, потом допрос:
«Вы ж сына любите…»
И с кулачищами добро,
а люди, люди где?

И в тесной камере рассвет,
и не согреться ей.
А рёбра сломаны и нет
суда и следствия.
Последней осени a Dieu,
свинец дождей её,
когда день смерти
совпадёт
со днём рождения.

33. Бум гаврилами, бум!

Гаврил рождаем неустанно:
Гаврилы – это наше всё!
Они сарказмов капитаны,
и в анекдотах их пасём.

Гаврил в России – каждый первый,
а может, и – поболе чем...
Им посвящаем наши перлы,
на них спускаем груз проблем.

Гаврилы – наше достоянье!
Актив, накопленный в веках!
Их дух и стиль – не обезьяньи:
задень Гаврил, и – трах-бабах!

На них покоятся реклама,
политика, балансы сил...
Поэт, прими ещё сто граммов
для демографии Гаврил!

34. Чижик-пыжик

Ты споткнулся, упал и сломался на полпути, 
и не можешь уже на плечах этот мир нести. 
Бесшабашный силач, добрый клоун - привычный стиль. 
А теперь всё пропало. 
На душе в кошки-мышки играют печаль и страх, 
и настоян твой день на холодных семи ветрах,
он пропитан тоской и предчувствием бед пропах… 
Видно прошлого мало,
чтобы выше и дальше - и в радости и в беде, 
чтобы, ночь поборов, одолеть суетливый день, 
чтобы небо увидеть в седой дождевой воде, 
и спасти всех, и выжить. 
И теперь самому от апатии не спастись, 
и безлунная ночь за окном твоим, а в горсти -
ни журавль, ни синица – бессовестно загостил
сирый бомж чижик-пыжик. 

35. Научный экскурс в историю

«Рождать» – глагол от слова «рожа»:
мол, рожу дать нам будь готов,
а на кого она похожа –
оставь рядить для дураков!

Газетам нашим и журналам
Гаврила тысячи рож дал:
в соцреализм их вклад немал
(оплаченный презренным налом).

Для гордых рож победный марш
гремит гавриляя кифара.
Рождай-рождай, рождун ты наш,
свет пролетарского пожара!

Триумф до положенья риз –
двадцатые... И век – двадцатый.
В истории страны – краса ты!
Гаврильный путь в социализм.

36. Парус

...И что такого мне сказать ещё

к тому, что кем-то высказано ранее,

как вдаль река небесная течёт,

и новый день спокойно умирает?

Как тесно и любовь, и нелюбовь

сплетаются во временном потоке...

Но эта грусть, рождающая боль –

моя и только.

Все чувства – словно угли под золой

и завтрашнего маленькие солнца,

а слово так беспомощно мало –

как парус на ветру, трещит и рвётся.

37. Феличита

Стучали каблучки, земля плыла
под длинными изящными ногами.
Я шла к тебе – раскованна, смела!
Я жаждала любви по Мураками.

Костлявым пальцем тыча в небеса,
у ЦУМа дед вещал, что жив антихрист.
Шипела кошка на хромого пса,
взлетев на подоконник рыжим вихрем.

(Я, может быть, признала б в ней кота,
но не было мне дела до деталей.)
Звенела из окна "феличита",
зовя с собой в заоблачные дали.

На остановке бомж благоухал,
хрипя мне вслед – ланфрен-ланфра, голубка!..
Прыщавый неопознанный нахал
застыл столбом, косясь на мини-юбку.

...Я шла любить, браслетами звеня,
наполненная музыкой и светом.
И не было счастливее меня –
в то, только что родившееся лето.

38. В отделе кадров

«Ан есть родимое пятно:
ты, Кац, не от того родился.
Убрали пятый пункт давно,
но в оборонке не дано
с такой фамилией трудиться.

Я помню, в прежние года
вас тьма слиняло, ренегатов –
в Израиль, Штаты, хрен куда.
Сейчас орём, что ерунда...
Но поступить тяжеловато.

Нам этот пунктик – как фетиш.
...Что, матушка была волжанка?
Так ты в неё курнос и рыж?
С Твери? Да что ты говоришь...
Тогда и чуть словчить не жалко.

Тогда, Гаврила Кац, ништяк!
Припомним, покумекав малость,
что ты в Израиле – русак! *)
И мы напишем, раз уж так,
по матушке национальность.

Чутьё – основа из основ,
не проверять же хромосомы!
Для дела будь на всё готов...
Я здесь – начкадров Иванов,
Абрам Ароныч! Бум знакомы.»

_____________________

*) В Израиле национальность считается по матери.

39. речной ноктюрн

так не бывает но была 
цвела сияла и спешила
беглянка-ночь белым-бела 
и ветер в жо и в ней же шило 
на поцелуи под мостом 
слетались пепельные чайки 
наш вальс был вовсе не бостон 
и всё случилось не случайно 
наивной юности дары 
на алтари свободной воли 
где всё огонь и всё порыв 
наперекор сестрице оле 
в гранит утоптанный пиджак 
невинность порванной бретели 
не отпускать к себе прижав 
сорвать все ценники в ритейле 
встречать рассвет под фонарём 
на улице где нет аптеки 
наедине мурчать вдвоём 
как разомлевшие котейки 
не понимать как встретит мать 
до слёз залюбленную скоро 
и обнимать и принимать 
стихов рождение из сора

40. Тишина

Так не бывает: раз-два-три,

и вмиг закончились все войны.

Вот тишина – и та внутри

от неустроенности ноет,

не спит упорно по ночам,

на стены пялится без толку,

глотает новости и чай,

во тьме ворочается колко,

колышет мысли как листву,

играет в ребусы на равных,

а из неё рождённый звук

до боли горло раздирает.

41. Игра

Во, блин! «Вселенная родилась»...
Скажи-ка, кто её зачал?
Что за дыру нечистой силой
вкатил в начало всех начал?

А вдруг «Вначале было Слово» –
прозренье супер-мудреца?
И мир – программа... Что такого?!
Читаем снова письмеца...

Аудитория ушаста,
«Алголы» не изобрели,
но в книге древнего фантаста –
его прогнозы для Земли.

Он про галактики не ведал,
но мир был странен и тогда,
и прямо на глазах у деда
рождались радость и беда.

А «слово» – элемент инструкций,
божественных программ язык;
их так назвал (немного куце),
поскольку к словесам привык.

Читай: «И Слово было Богом».
Так «слово» управляло всем?!
Программы кукловодят строго...
В компьютере им нет проблем.

Да, нам не выбраться из плена:
Адам, «свобода воли»?.. Шиш!
Момент рождения Вселенной
скапризил игрунок-малыш.

42. Сказочки

Встреча, любовь – естественно, до гроба. И т.п. и далее по тексту.
Но, вообще, Дюймовочка - ветреная особа, 
а Колобок - кусок теста…

Евдокия верит, что когда-нибудь всё наладится, 
дни перестанут быть бесцветными, а ночи бессонными. 
А пока в её жизни полнейшая задница, 
и заполнена эта жизнь царственными особами. 
Выньте им да положьте, утешьте, подите прочь, 
спойте, спляшите, на гармошке сыграйте. 
Глупости, что нет возможности превозмочь 
силу притяжения и взлететь... 
Хотя бы катер
спустите на воду, мы хотим уплыть
куда подальше от надоевшего быта.
У вас то посуда немытая, то полы,
а мы грустим на диване, недоласканы и забыты...

Евдокия разогнётся, шваркнет тряпку в ведро, 
по пути к дивану переставит кое-что из мебели. 
В сказках обычно всегда побеждает добро, 
а в этой сказке зла, в общем, и не было… 

Евдокия верит, что когда-нибудь всё наладится,
и царственные особы посланы будут... э-э-э... неблизко. 
А пока в её жизни всё ещё полнейшая задница, 
два высших и идеальный английский. 

43. Роддом ночью

Роддом... Как много в этом звуке
для сердца женского слилось:
и сонных акушерок руки,
и боль, пронзившая насквозь.

А в коридоре благоверный
милашку и приплодик ждёт –
уборщицы гоняют, стервы,
минута тянется, как год.

Дрожь – о прекрасной орхидее,
что на алтарь вознесена...
А боль её ему больнее:
«Любимая, моя вина!»

И мне понятны до ознобу
переживания ребят:
родил бы за свою зазнобу!
Но доктора не разрешат.

44. Послесловие

День застынет каплей солнца в янтаре. 
Он к тебе ещё вернётся, в январе. 
Или может быть в апрельской суете. 
Жизнь бездарной акварелькой на холсте. 
Вон гнездо печальной птицы без птенцов. 
Правда в шуточку рядится, и лицо 
закрывает хитро маской злая ложь. 
Мир неряшлив и затаскан, нехорош. 
Солнца треснутое блюдце в облаках. 
Он хотел к тебе вернуться, но никак...

... дома холодно, не греет
тёплый плед. 
Дни торопятся скорее
взять билет
в забытьё, чтоб стало легче. 
Врут часы. 
Время лечит, время лечит...
Здравствуй, сын!
У тебя такие папины глаза. 
Жаль, что некому об этом рассказать.

45. Гаврила на Пристани

На сайте «Пристань» как-то в мае
(какой-то конкурс был у нас,
какой – не помню и не знаю...)
бродил Гаврила в первый раз.

Коровье стадо размножалось,
вороны каркали «Пиши!»:
на «День рожденья» (эка жалость!)
в наградах – полные шиши.

Гаврила, ясно, поразвлёкся,
чёрт знает что понаписал,
мечтал – в компашку он вотрётся,
и будет «Ах!»-ов полный зал.

Стихи массивные, как гири,
не поднял тутошний бомонд:
«Рожай, Гаврила, на Стихире!
А с нас довольно местных фронд».

Эх, милые поэзодамы –
такого парня обнесли!
Последним актом этой драмы
курлычат вирши журавли...

46. Новый день

Давайте всё же как-то без чертей, 
без них хватает мутных откровений, 
куда ни глянешь - то пророк, то гений 
ведёт незрячих к дьявольской черте. 
Давайте всё же как-то без тоски, 
и без неё слова ненужным сором
роняют все подряд на землю. Скоро
трава забудет, как пускать ростки. 
Давайте без апломба и причуд, 
без масок на невзрачных серых лицах, 
тех, от которых тянет застрелиться. 
Давайте без... Давайте... Промолчу
в который раз. По тропке, по мосткам
пойду вперёд, скуля осипшим горлом, 
в котором каждый звук измят и порван,
туда, где низко-низко облака,
и можно их потрогать и набрать
немного неба в сумку за плечами. 
Родится день, отчаянно-печален,
для новой битвы злобы и добра. 
Давайте всё же как-то... 

47. Как размножают пароходы...

Как размножают пароходы?
Совсем не так, как поезда.
Флот жаждет моря и погоды,
ну а вагонам враг – вода.

Как ни кути, бутылка больше –
о корабельный нос долбать...
Как ни ряди, сплошной прикол же –
гудит корабль: «Не надо, бать!»

У пароходов на шампусик
есть аллергический синдром:
дерябнув, в фильме рой дедусек
рубал бедняжек топором.

В какой картине? Не припомню.
Но вроде был там галеон
(гружён – невольники и пони...),
палил в дедков из пушек он.

Да, штучек двадцать поколений
прошло с момента этих свар,
и поезда всё охрененней,
а новым флотом движет пар.

Все корчат опытные рожи:
«Построить что-то? Не вопрос»,
но ни один завод не может
спустить на воду паровоз...

48. Дон Хи-кот

Дон Хи-кот понимал – девять жизней уже итог.

Он пришёл на причал, сел и даже вздохнуть не мог...

Позади шум дорог, боль потерь и надежды свет.

Словно миг пролетело немало весомых лет.

Что-то ждёт его дальше, но это – большой вопрос.

Может, вырастут крылья, он ими коснётся звёзд?

Может, это предел и за ним пустота, ничто...

Или в суп попадёт пресловутым котом потом.

Только что б ни случилось, и как ни сложился путь, 

он уверен в одном, и сомнений тут нет ничуть:

в путешествиях новых земных и на небесах

будет с ним до конца его преданный Панчо Сан.

49. О демографии роботов

У роботов в цеху – запарка...
Так увеличим коллектив –
даёшь прирост машинопарка!
Гаврила (мастер наш) ретив.

Несут со склада ремкомплекты –
их там на сотню новых тел;
Гаврила заАдал мысли вектор –
компьютер средства приглядел.

И роботы себе потомков
рожают сборкой на глазок.
Занятье не особо тонко,
а навык сборщиков высок.                                      

Крути отвёрткой, грей паяльник,
что тут к чему – тебе ль не знать!
Плюс – для особо чутких нянек –
кувалда, лом и чья-то мать.

Детишек звон: «Пожалте следом!..»,
родители гудят «Виват!»...
...Нацелен к трудовым победам
железный пролетариат!

50. Про запас

Мы - про запас. Мы - разность величин. 
Кафе, мохито, курим и молчим. 
Дождь за окном - кино для неимущих. 
Для тех, кто нёс, а после расплескал. 
Себя? Друг друга? Кажется тоска
стальным крючком, но с поводка отпущен
кудлатый ветер, чтобы дней листки, 
исписанные нами от руки, 
однообразно - дом, работа, отпуск - 
разворошить, измять и разорвать, 
обрывками холодную кровать
засыпать - переписывайте опус! 
О чём писать? Мы дружим сотню лет. 
Есть старый кот, коньяк и тёплый плед, 
есть кто-то там для тела - души в спячке. 
Есть разговоры, встречи, суета, 
есть наша юность - на трамвай пятак, 
есть наше детство - двор, зелёный мячик. 
И одиноко. И грызёт тоска
глубокой ночью, чтоб наверняка. 
А после день рождается недужный. 
Мы - про запас. Мы - разность величин. 
У нас для встреч есть тысяча причин… 
А для разлук причин, увы, не нужно.

51. Где в аптеках фталазол?

У двери туалета в парке
(в нём заперся Гаврила мой),
уже темнеет, день не жаркий...
«Кончай рожать – пошли домой!»

«Так я бы рад... Прости – проблема.
Крутило в животе с утра –
с напором, далеко не немо...
Да, знаю, что домой пора.

Хочу! – но вновь "отходят воды".
Эх, где ты, душка фталазол?..»
... Всё. Вышел. Не прошло и года.
Штаны замыл под краном. Зол.

-- -- -- -- --

– Была ж таблеточка такая,
фармацевтическую мать!
А втридорога хрень толкают.
Чтоб им – за кустиком рожать...

52. Выход

Там, где рождаются планеты

Среди других небесных тел,

Блуждаю снова до рассвета,

Хотя с утра и не хотел.

С утра пораньше на работу

Плетусь я рысью как-нибудь

И там для шефа-идиота

Наверх прокладываю путь.

Отчеты, графики и сводки -

Теряю в оных смысла нить.

А вечером холодной водкой

Спешу прошедший день запить.

И так неделя за неделей,

За годом год – который год.

Я доказал давно на деле,

Что сам я - полный идиот.

Решая важные задачи,

Как чукча, что возводит чум,

Реально за гроши батрачу

И скромно в тряпочку молчу.

И только ночью выше крыши

Лечу, презрев пространства жуть.

Пусть в люди я так и не вышел,

Но к звездам все же выхожу.

53. История пуза

Носили пуза наши предки:
у женщин роды – что ни год.
Пусть шуточки нередко едки
но пастырям смотрели в рот:
«Плодитесь, мол, и размножайтесь!»
Всевышний некогда велел.
И людям не до яблонь райских:
сопенье пары потных тел...
Рожали так, что кони ржали.
Но смертность детская... Кошмар!
И дальше жизнь – не в идеале:
лет в сорок ты уже был стар.

– А нынешние трансвеститы?
Их радужная жизнь легка:
себя считает он Кончиттой...
И пузо есть, но – от пивка.

54. Во всём виноваты женщины

Гаврила был обычный малый:
Чуть косоглаз, слегка горбат.
Любви и нежности алкал он —
Эвтерпы пламенный фанат.

Бывало, влюбится в девчонку —
И ну читать  за стихом стих.
Та наутёк, а он вдогонку
На ножках слабых и кривых

Бежал, отдать желая душу,
Кричал: "Люблю навек, мадам"
Как паруса алели уши,
Хлеща Гаврилу по щекам,

И длинный нос — лица кормило —
От напряжения дрожал.
Хороший парень был Гаврила,
А не какой-нибудь нахал.

Но женщины его гнобили
И издевались без конца.
В таком немыслимом горниле
Ожесточаются сердца...

Он стал бы новым Пастернаком,
Но фатума жесток оскал:
Переродился он в маньяка
И женщин всех поубивал.

55. Род и рожаницы

Есть божество в славянских мифах –
Сварогу равный славный Род.
Он не какой-то сонный фифа,
а бог судьбы, её щедрот.

С ним вместе в теме «рожаницы» –
богини рОдов и родни.
Их разобидеть не годится:
нам феи-крёстные они!

Рождение – молитва Роду,
акт почитанья высших сил.
Воспой, гусляр, его щедроты,
чтоб он нас понял и простил!

Кем недовольна рожаница,
тех «рожей» наречёт народ,
а тот, кто в батю уродится –
тот, ясен пень, его «урод».

Благая цель – единство с предком,
с родными общая стезя.
А то забьют на небе стрелку...
Вам Рода не почтить нельзя!

56. Божественное и человеческое

Уж эти боги! – цвет Эллады,
предметец зависти толпы...
С друг-другом колобродить рады
и размножаться, как клопы.

Чёрт знает из чего рожали:
из пены, хаоса (? – хи-хи!
Для деток ничего не жаль им...),
а Зевс Афину – из башки.

Из двух особ Гермафродита
сложили ржачно на «ура!»,
Эриния из крови слита,
ДиОнис вылез из бедра...

Народ им подражать пытался,
но как-то больше – пролетал:
педофилические танцы,
гетеры (за немалый нал).

Зато с приплодом – нет проблемы!
(Хоть был уже изобретён
и влез в античные поэмы
шедевр гуманности – гондон...)

58. О рожне

«Рожон» – словечко от «родиться»? –
Прожект, полезный для казны,
есть у Гаврюхи-ясновидца:
в роддоме продавать рожны!

С чего бы это? Кол с колючкой...
Имхо – немножечко крутО...
– Но дамочкам такая штучка
напомнит... ну, ты понял, что.

Сравнят с прибором у супруга...
Что ж, перспективка не дурна,
хотя в успех я верю туго.
А нам какого, блин, рожна?!

К поднятию мужицкой мощи
авось воздвигнутся пути?
«Копьё в ширинку спрятать проше,
хоть на медведя с ним иди!»

Но в родах сей девайс не важен
(хотя и типа члена он:
стои́т!). Гаврила, ты что скажешь?..

... Обижен. Лезет на рожон.

59. Рождение состояния

Деньжата любят размножаться,
зарплатами их не корми!
Они приискивают шансы
обзавестись лежмя детьми.

Рожают вклады дивиденды –
на срок до греческих календ.
А есть ещё проценты ренты
и разный прочий инструмент.

Не надо, Гавренька, ишачить –
какой-то худенький ты стал...
Разумный человек иначе
преумножает капитал.

Пускай потрудятся финансы,
я ж – не работаю совсем!
Игра – надёжней преферанса...
Сейчас играю с МММ.

60. Делись!

Между «рожать» и «размножаться»
эпоха в миллиарды лет,
но одноклеточные братцы
бессмертны, в этом их секрет.

Красавы – бац! – и поделились,
и в каждом – прежняя душа.
А мы рожаем – с криком, силясь,
стареем, дохнем... На шиша?!

Давным-давно освоив шарик,
простейшие хранят его.
Мы ж – недотёпы, кто рожает,
нас на планете – меньшинство.

А потому – давай делиться:
делись всегда, делись везде...
Чтоб были солнечными лица,
делись – и никаких гвоздей!

-- -- -- -- --

... Щё, лохи, спорить не устали?
Тогда отседва быстро брысь!
И – наш смотрящий на квартале
вам тоже говорит: «Делись!»

61. Жизнь за любовь

У насекомых есть Гаврилы:
благочестивый богомол
прославился любовью к милой,
в которой он покой обрёл.

Интим – всего один, последний,
на то самец и был рождён;
всё это – не поэтов бредни,
а брак с согласия сторон.

Влюблённый голову теряет
(милашка кушает её).
Такая мода у хозяек:
мужик – для деточек сырьё.

Потом, под продолженье акта,
красава прочее жуёт:
оставить так? Транжирно как-то...
Мадам практично тянет в рот.

Поклонник тихо исчезает –
что может романтичней быть?
Экстаз такой в миру незнаем:
какой оргазм! Какая прыть!

Обычаи влюблённых стары –
инстинкт и нежность правят бал.
Гляди!.. Такой счастливой пары
и у людей я не видал.

62. О самой важнецкой дате

Кого волнует день рожденья?
День смерти – вот где интерес!
Мы Всемогущего творенья,
но мало кто из нас воскрес...

Все мы – в кастрюлечке пельмени.
Рожденье было, но прошло,
и ничего уж не изменишь.
Но Смерть разинула грызло́.

В тарелке лет, да со сметанкой!
Нет в ёйном блюдаже вкусней.
И сдохнуть никогда не рано –
как повод для знакомства с ней...

Гляди, Гаврила: ты родился,
и даже вроде бы живёшь –
разумненький комочек слизи.
Кипит кастрюля. Вилка, нож.

Мадам от запаха хренеет
и розовит провалы щёк...
А чтоб пробулькаться вкуснее –
кроши, Гаврош, стишат лучок!

63. Рождение свободы

Гаврила в наш поддатый век –
адепт рождения свободы.
Опасен бег веков и вех?
Плевать! Какие наши годы...

Свободу в нас рождаем мы:
не Бог, не чёрт – Гаврилы сами.
Восстаньте, лучшие умы,
расхохочась над болтунами!

В нас, растворяя бытиё,
свобода плещет и искрится...
Содвинем концентрат её –
да вспыхнут озареньем лица!

А тот, кто выше всех похвал,
икнув, с бокалом встал над нами.
Он милость к падшим призывал –
к тем, что лежали под столами...

4. Рожаю шедевры

Да, я – поэт сверх-супер-пупер,
достойный представлять Гаврил.
Меня возносит (с Музой вкупе)
сам Божий Вестник – Гавриил!

Эксперт по апогеям спален,
я рассказал о них в стихах.
Конгенитально гениален!
(Толпа бурлит: кто «Ох...», кто «Ах!»...)

Рожаю каждый миг шедевры,
швыряя их с небес на мир,
глазами дрыхнущей царевны
гляжу на мнения придир.

Я не Гаврила, но гаврилей
творю, чем многие из них.
Поэзь прекрасней роз и лилий...
Вот этот, например, мой стих.

65. Технология мышления

Родил мыслю́ – быстрей пиши,
а то склероз усё похерит.
Получишь нальные гроши
и приоткроешь славе двери.

Кипит гаврилий черепок –
рождаются суперидеи...
Из никого в элиту – скок!
Оглянешься – «Так это где я?».

Бумажечки с собой носи –
предмет для грамотеев нужный:
уж коль приспичит, то – мерси!..
Употребишь запасец в нужник.

66. Эпоха возрождения

Была эпоха возрожденья –
была когда-то, да прошла.
По ней вздыхаю что ни день я:
«Вернись!» Чудны́ мои дела?

Средневековым аскетизмом
мы, вроде, не заражены.
Наоборот, дебош и тризна –
отныне тренд любой страны.

Не «тёмные века»: нет ночи,
огни всё ближе и родней –
парижских, осакских и прочих
«кварталов красных фонарей».

В искусстве новая примета:
ценителей родилась рать –
мазню со стенки туалета
за миллионы покупать.

Бандиты не с ножом в подъездах –
теперь чиновники они.
А кто с ножом – дурак и бездарь,
ты в ОПГ его гони!

И нет меж наших молодёжей
свидетелей минувших дней...
Но раньше было понадёжней,
хотя для многих – победней.

Короче, жить – совсем не «вилы»,
эпоху, гаврик, не обидь...
Но что-то из того, что было,
и нам неплохо возродить.

67. Перед знакомством с тёщей

– Я так скажу «за всю Одессу»:
Гаврил ширинка велика!
Сейчас тебя по яйцам тресну –
отпляшешь гарно гопака.

Давно не видел маму Куськи?
Не сомневайся: покажу.
Тебя чего несло к Маруське?
Козёл! – понятно и ежу.

Ромео, видите ли, школьный!
А пузо девке кто надул?
Рожать в пятнадцать не прикольно –
на полрайона будет шум.

Да и аборт – не панацея:
седьмой уж месяц ей попёр.
Хоть бы подумал, семя сея –
на одноклассниц он востёр!

Короче – путь один: жениться.
Попробуй только, откажись!
Моя дочура – не блудница.
Мать-одиночка? Да ни в жисть!

Ах-ах, любовь... сквозь жопу в ухо!
Ты б, на крайняк – гондон купил.
Сейчас припрёт моя старуха...
Шо, блин, ещё не видел пил?!

68. Рождение призрака

У Гамлета рождался призрак:
приняв до положенья риз,
папашу он по чётным числам
вдруг вспоминал, идя «пис-пис».

Потомок викингов со шпагой
и полным рогом для вина,
папашка Гамлета – миляга,
что помер – не моя вина...

Да, призрак был – не коммунизма,
а феодальных мудрых сил.
Так пафосна его харизма...
Любой за папу б отомстил.

Пришить Лаэрта (к тёте Моте!)
и прочих хрен каких ребят...
– Их призраки по сценам ходят,
Большие театры веселят.

69. О размножении контор

В России множатся конторы –
всё для удобства россиян!
Плывут меж них бумажек горы –
их гонит ветерок-буян.

Конторы – это цвет державы,
а свежий ветер перемен
несёт нас к счастию, шалавы.
Он для чиновников священ.

Он миллиардики кантует,
и я бы предсказать не смог,
что за мыслю ещё надует
верхам доходный ветерок.

Элите перемены святы
(гаврил там явно не один):
растут зарплаты и откаты
быстрее, чем ты скажешь «блин!».

70. Рождение Ниагары

Пробил столпотворенья час,
и смотрит таракан в экстазе:
то МарьИванна, помочась,
спускает стильно унитазик...

Какой поток, какая мощь!
Таковская струя – не шутка.
А тараканы ломят прочь –
им познавательно и жутко.

Триумф сверхтараканьих сил –
бак кубатуры агромадной!
Он Ниагару породил.
Ему-то что? Взбурлил – и ладно.

Щелчок – и света больше нет,
ждут тараканы молчаливо...
И будет снова туалет
дремать до следущего смыва.

71. Рождение обычая

Чуть-чуть обделался с тоски
(надрызгался – признаюсь, грешен).
В портале вывесил портки –
куда ещё сушить их вешать?

Ах, что тут было! Шквал постов:
восторг, сочувствия, советы...
Да, ко всему я был готов,
и к бану даже, но чтоб это?!

Смотрю – обычай родился:
как что – неси своё бельишко
с пристойной миной порося,
чтобы обнюхали людишки...

Коль хочешь заслужить успех,
суши порточки в виртуале –
ютубно, на глазах у всех!
И гордо жди: сбегутся крали...

72. О взглядах

Мурлыки только лишь родились,
а глазоньки открыть хотят.
Пищат, найти сосочек силясь,
умильны носики котят.

Но мир совсем не так прекрасен,
чтоб на него хотеть смотреть:
живём в дерьме на скотобазе,
рвёт телеса законов плеть...

Друг-другу в душу рады плюнуть,
а то и глотку перегрызть...
На небе черти чертят руны,
и мы мычим им: «Звёзды, брысь!»

Да этот мир лопатой коцать –
свиреп прозрения обряд!
... Пищат, дурашки – очень хотца
котятам обрести свой взгляд.

73. Родиться из пепла

Я – Феникс, солнечная птица!
Как Солнце всходит по утрам,
чтоб вечером во тьму скатиться,
так я (читай, Гаврош!) без драм
живу одно тысячелетье,
самосжигаюсь во гнезде
и вновь живу – второе, третье...
Что, веришь этой ерунде?!

Пущай людишки прутся в пе́кло,
расправлю поэтично хвост –
и Феникс возрождён из пепла?!
Пойми, дурак, рецептик прост:
изволь меняться, оставаясь...
(В священных книгах зырь места,
где я – эмблема мировая,
знаменье личности Христа.)

74. Стихийное

Вечерний ветер резко стих

Наверно, испугался ночи.

Умолкли раки на горе,

Про свой условный свист забыв.

И тут в башке родился стих –

Стихийно, как бы между прочим.

И заявил, что он в игре

И держит курс на креатив.

Я с ним пытался говорить

В надежде как-то урезонить.

Мол, так и так, я не со зла,

Но нас реально не поймут.

Но он явил такую прыть -

Как будто буйный зэк на зоне!

Изрек: «Аз есмь – и все дела!»

Короче, жуткий баламут!

И я понес его в народ,

Привыкший к пламенным глаголам.

Но вместо жжения сердец

Пытался просто втюхать бред.

И, как заправский бутерброд,

Ударил в грязь фасадом голым

И убедился наконец,

Что творчество приносит вред.

75. За седьмой печатью

За семью печатями мир фантазий. 
По драконьим меркам - реальность злее:
Проникает гадиной многоглазой
И сжигает лад, как вулкан - Помпеи.

За семью законами город тёмных.
Семь грехов - для жителей вечно святы.
Только светел вестник, он тьмой не сломлен,
И ему грозит быть за то распятым.

Проповедник бос, истощён и бледен.
Но глаза не прячет от мертводушных.
А во взгляде - вечность из тех мгновений,
Что хранят надежду и злобу рушат.

Для толпы он - страшное Чудо-Юдо,
Свет его души ослепляет, ранит.
Потянулись тёмные отовсюду -
Уничтожить истину, сделать тайной.

Но одна из грешниц, увидев это, 
Скрыла чистый луч за седьмой печатью.
С верой в то, что каждый, коснувшись света, 
Жить во тьме не станет и будет счастлив…

=============================================