Форма для голосования:
КГП-2025. 3-й паратур. Голосование
от 3-х до 30-ти нетленок в шорт.
Голосовать за стихи своей команды нельзя!
=====================================
1. Июнь
У лета крылья за спиной.
Уже июнь ополовинен.
Он неповинен? -
Нет, повинен!
Он подарил и зной, и ливень,
И первый выводок грибной,
Но без меня, но не со мной.
Сижу в Москве. Не креативен.
Проходит лето стороной.
Мне спел последний соловей,
На год оставшийся без пары:
"Тебе ль страдать, бездельник старый?
Ты знал Мальдивы и Канары,
А я один среди ветвей,
Как перст...
От лапок до бровей
И всеми пёрышками хмарый
Пою "прощай!" любви своей".
И я бы спел, да слуха нет;
Не о любви бы спел - о лете:
"Прощай, июнь!"
Гуляют дети.
Из окон офиса, из клети
Мне виден крыши парапет;
А если встать на табурет -
И детский сад, и клёна ветви,
Где соловей даёт концерт.
2. Единство и борьба противоположностей
Я знаю, как падает небо,
когда разбиваются птицы,
когда рассекреченный ребус
про жизнь и про горе-синицу
(что дремлет в руках) иссушает...
Не надо ни слов, ни молчанья.
Тебе недостаточно рая,
ты хочешь на нерве, на грани.
Эдемское тихое счастье –
для тех, кто устал от скитаний.
Поэтому надо прощаться.
Зима любит лёд... как банально!
Мой север, твой юг не сродняться –
мирами, сердцами не схожи,
чужие пространства и страсти.
Но всё же...
но всё же.
Но всё же!
К чертям все запреты, законы!
Давай полюса поменяем.
Остывшее солнце драконом
становится – бездной, раздраем
и чёрной дырой. Притяженье
такое – что стонут планеты!
Инаковость – это сближенье
в других измереньях, рассветах,
где нет ни амперов, ни омов,
лишь бешеных лун отголоски.
Пульсируй во тьме незнакомой,
в галактиках радужных броско.
Нет мнений всезнаек-учёных,
что там, за пределами сини.
Пускай будет армагеддоном
нашествие снега в пустыне,
пускай журавли да синицы
парят в облаках белопенных,
а душечка-ангел с блудницей
под ручку гуляют степенно.
В несхожести взбалмошной, дикой
таится безбашенный космос.
Прощание – это придирки,
и трусость,
и сплин,
и вопросы.
Не надо так скучно и хмуро!
...Ты лучше смотри, мой несносный,
как плавятся кольца Сатурна
от лавы бесстыжего Солнца.
3. *****
"Прощай!" - настояно на травах
Полынных, пыльных, неживых,
На ранах, от осколков - рваных,
На гладких ранах - ножевых.
"Встречай!"- настояно на песнях,
Цветах из всех оконных рам,
Салютных залпах в поднебесье
И всепрощающем ура.
Кому прощание - ко встрече.
Кому прощание - на крест.
Когда же это человечье
Безумство Богу надоест?
Прощай, последняя из милых!
Отныне мне и свет не мил.
Любить тебя уже не в силах,
Поскольку нету больше сил.
Они иссякли постепенно,
По капле – как вода в песок.
Ты мне казалась незабвенной,
А после – видно, вышел срок.
Как мимолетное виденье,
В конце концов умчалась ты.
И от обиды в тот же день я
Забыл прекрасные черты.
Не то чтоб я совсем не помнил
(Порядок вроде с головой),
Но как-то стало западло мне
Хранить у сердца образ твой.
Теперь в чулане, как в темнице,
Лежишь на верхней полке ты,
Куда отныне кажут лица
Одни бродячие коты.
А я грущу на всю катушку,
Изображая бледный вид.
Одна отрада – Саша Пушкин
В башке про нежность говорит.
6. Игрушка
Где тьма, сумняшеся ничтоже,
Заполонила Таракань.
Она, прикинувшись прохожей,
Меня возьми да зааркань.
И я пошел за ней покорно,
Как пёс какой – на поводу.
Давились зрители попкорном,
Учуяв близкую беду.
Ведь, жертва каверзных реалий,
Хоть не спесив и сердцем чист,
В прикольном этом сериале
Я был не больше, чем статист.
При ней дышал я еле-еле,
Однако под смешки арен
Ей игры быстро надоели,
Как редька или, скажем, хрен.
Меня сразила, смерти пуще,
Невинно задницей вертя.
Я был отвязан и отпущен -
Ко всем и всяческим чертям.
Прощай, любимый мой ошейник,
Хранитель самых тайных грёз!
Отныне я изгой-отшельник,
Обычный беспризорный пёс.
8. Чёрная зима
Опять меня не слышишь ты -
так странно и необъяснимо,
пока я навожу мосты
через зияющую зиму,
через отчаянье в ночи,
через седые магистрали.
А у тебя пятьсот причин
на то, чтоб ближе мы не стали.
Стучат часы: по-ка, по-ка.
Ты у дверей, пора прощаться.
И бьётся сердце, как бокал,
но на беду, а не на счастье.
Твои слова «прости, дела…»
звучат во мне пластинкой старой.
Что ты давно должна была…
Что ждёт такси у тротуара…
Что я давно тобой прощён.
(Звучит, как мы с тобой не пара)
Что, может быть, когда ещё…
(И даже не надейся, парень!).
Слова…
Ты врёшь себе сама.
…В моём окошке втихомолку
зияет чёрная зима.
А мне полночи вынимать
из глаз колючие осколки.
9. Стерва
Бьется, сворачивается в кольца, шипит, ерши́тся.
Потом идет домой, сбрасывает кожу
и становится ласковой и пушистой.
Заводит опару на пирожки с капустой,
Грызет морковку, смеясь над морковным хрустом,
Упивается тихим уютным домашним счастьем
И не может никак распрощаться
С мужем, идущим в магаз за кефиром,
Будто меж ними два океана, полмира,
Он - Одиссей, она - Пенелопа с хрущевки, где-то в Итаке,
Целует его, ждет с Пенелопьей верностью старой собаки…
А утром опять надевает броню - легушачье-гадюжью кожу,
Охраняя себя, мужа, семейный достаток множа.
Пусть не завидуют, а если завидуют - молча
Ее тайной вите, ее потрясающей дольче…
Но однажды баланс нарушится.
Так же легка, свежа,
Она постепенно выйдет, чоуш, из тиража.
Одиссей покажет финальным аккордом зубы и когти.
(И где только этих соплюх длинноногих находят?)
И не выглядеть чтобы потерянной брошенной дурой,
Она влезет в слегка тесноватую, старую «добрую» шкуру,
Прошипит ему вслед; «Не дождётесь!» и гордое «Щ-щ-щ-щ-ща»,
Не умея, прощаясь, прощать.
Не желая, прощать.
10. Без слов
Картонным голосом: "Поезд в пять.
Я вызвал уже такси."
А мне так нужно тебя обнять,
и ни о чем не просить.
И только гулко молчать о том,
как слижет следы волна,
и ветер будет трепать платок
на шее и чаек гнать.
А на булыжниках мостовых
разляжется солнце-кот...
Ты просто сильно ко мне привык,
поэтому так легко
смог отказаться и отказать,
и вычеркнуть, и сломать...
Картонным голосом : "Поезд в пять."
Молчу, отвожу глаза...
11. прощение vs прощания
Вечер окуклился, спрятав все знаки и звуки,
Ночь фонарями украсила город родной.
Редкий прохожий спешит убежать в закоулки
И не желает продолжить знакомство со мной.
Дядька с укором глядит из глухой подворотни.
- Ты выходи! Посидим, погрустим в тишине.
Я расскажу тебе глупых историй с полсотни,
былью и небылью будешь доволен вполне.
Катится шарик луны по хрустальному небу,
Кто-то зловредный кусает его за бочок.
- Эй! Отцепись от него - угощу тебя хлебом.
Хочешь колбаски и водочки на посошок?..
Я вспоминаю все наши разлуки и встречи,
Казус на казусе, просто какой-то бедлам.
Только меня почему-то мой опыт не лечит,
Видно, в любви разбираюсь с грехом пополам.
Мне бы прощение вымолить, а не прощаться,
Только вселился в меня непоседливый бес.
Тащит куда-то, талдыча про суть аберраций*,
Черное с белым кидая в единый замес.
До посинения спорю с чертякой лукавым.
Смыслы и мысли уходят водой в решето,
И в этот миг разглядел вдалеке стоп-сигналом
Хрупкую милую девушку в красном пальто...
В трещину дня завалилось устало светило,
Вечер за окнами вновь распугал бедолаг.
В маленьком доме порхает любовь легкокрыло,
Лихо стреноженный бес охраняет очаг.
* отклонение от истины, искажение действительности
12. Акварель
Нарисуй мне счастье цветными карандашами…
Нет, порадуй, пожалуй, расплывчатой акварелью -
чтоб деревья свежестью после дождя дышали,
чтоб в лучах рассветных капли росы горели.
И чтоб паук плёл свою тонкую паутину,
украшая лес - на удачу и на добычу.
И тропинку узкую, чтобы по ней дойти нам
к нашей жизни прошлой, надёжной, привычной...
Нарисуй мне счастье, пусть висит у меня дома.
Может, тогда вечерами не будет страшно
возвращаться дорогой до боли знакомой,
оставляя тебя в дне вчерашнем.
13. Физалис
мы с тобой с разбега в тупик вписались,
на дворе весна, а в душе физалис
зажигает желтые фонари.
не смотри в глаза мои, не смотри:
там такая бездна, что ёлы-палы,
в ней бурлят обиды, кипят скандалы,
только чёрт мурлычет под стать коту,
но его мне слышать невмоготу;
там такая буря в стакане с бренди,
что пригубит ангел её и сбрендит
а, слетя с катушек, потушит свет —
клац — тебя в нём нет. и меня в нём нет.
так давай раскусим без слёз, без ора
из физалиса ягоду цвета оранж
и попробуем слово «прощай» на смак...
хорошо-то как!
14. Заново
А ты осталась не дышать -
осенней сыростью и небом,
лилово-сизым с быстрым бегом
лошадок-облаков. Душа
набухла ледяной тоской,
хоть отжимай её, что толку -
не станет легче, в горле колко,
разбит волшебный телескоп.
А без него не разглядеть,
когда Туманность Андромеды,
назло всем горестям и бедам
родит тебе планету, где
всё будет просто и легко.
Жить и не помнить - блажь, случайность.
Разжечь камин, поставить чайник,
построить мостик над рекой,
на загляденье камышам…
Он говорил, а ты молчала.
О том, что всё теперь сначала -
учиться заново дышать.
15. Прощание с Гринландией
В твоей Каперне все пошло не так:
лазурную волну утюжит танкер,
за гладь безбрежную закинуло останки
фрегата с гордым именем «Мечта».
Грей потучнел, оброс, осип, обрюзг.
Просиживает в маленькой таверне
потертое сукно матросских брюк.
И все, о чем мечтает он, наверно,
хватило чтоб на старый добрый джин
и фишэндчипс в промасленной газете.
В стакане бездна-дежно тонет жизнь.
Да и не Грей он вовсе - Тонни? Фредди?
Один из залихватских молодцов,
что швартовались той весной у Лисса..
И благо, не отцовское лицо
у дочери.
.. Белеет возле мыса
маяк. Привычный чаек гам.
И небо подпирают мачты сосен.
В залитый вечным солнцем Зурбаган
приходит осень.
Здравствуй, здравствуй осень.
16. Распутье
Деревья обречённо изображают осень,
а мы с тобой на пару стоим у двух дорог.
А ветер гонит тучи, задирист и несносен,
и день идёт сутулясь - устал, простыл, продрог.
Вот говорят, на солнце и то бывают пятна,
кому-то стало скучно - и он их отыскал.
А было всё в порядке, размеренно, понятно.
Уверенность, стабильность, достаток и тоска.
На каждого полнеба казалось слишком много.
По маленькой синице, по горсточке пшена -
и хватит, и довольно. Вот коврик у порога.
И розы вдоль тропинки, и в доме тишина.
Мы к этому стремилась? Мы этого хотели?
Ни сквозняков, ни звуков. Блэкаут, серый цвет.
Престижная работа, холодные постели.
Мы роботы, машины - сто двадцать первый век…
Деревья обречённо изображают осень,
застиранное небо в прорехах облаков.
Мы слишком много помним и ни о чём не просим.
Уходят две дороги в далёко-далеко…
17. Не идеал
Обольщал дульсиней, галатей и джульетт,
Улетал к зазеркальным алисам.
Рассуждал о прекрасном. Ценитель-эстет,
Он по сути был редкостной крысой.
Предавал, но поддерживал брошенных дам,
И негласно гордился "гаремом".
Мнил себя божеством, говорил: "Аз воздам!"
Место встречи звал личным эдемом.
Не прощаясь, «по-аглицки» вдруг исчезал,
Прикрываясь «фантомом марайи»*.
Но однажды любовь, как неистовый шквал,
Стёрла грань между адом и раем.
Отыскал свой грааль, но себя потерял,
Без любимой - ни жизни, ни смысла.
Оказалось, для дамы не он - идеал,
А другая какая-то крыса…
-------------
*«фантом марайи» - иллюзии, создаваемые с помощью магии. Замена своего образа образами реального мира.
18. Водяной
Всему виной волшба да ворожба.
У Водяного странная судьба,
невзрачная, совсем не дольче вита.
Как у поганки, хоть не ядовит он.
Жил в омуте, в чащобе камышей,
заблудших человеков гнал взашей,
вреднее становился год от года,
ворчал и матерился на погоду,
смотрел на звёзды сквозь болотный ил,
который сам себе и намутил.
Жизнь водяных меняется не часто.
Но наш-то втихаря мечтал о счастье.
А нынче с Водяным случился бзик:
как будто к нёбу вдруг прилип язык.
Ругаться – скучно, материться – жалко…
Всему виной приплывшая Русалка.
Её глазищи цвета бурных волн
до глубины растрогали его.
Русалке же болота стало мало,
она хвостом вильнула – и пропала…
И он теперь сидит на берегу,
притих, и на водянском - ни гу-гу.
Не тянет в мокрый омут, хоть ты тресни,
когда твои глаза на мокром месте.
Завёл свой мир на суше Водяной
и попрощался с жизнью водяной.
Сидит и ждёт, на счастье, на беду ли,
когда его Русалка расколдует.
19. Прощаемся
Прощаться рано. Курим и молчим.
Любовь сгорает пламенем свечи,
иллюзиями сердце не согреешь.
Луна глядит в открытое окно.
Пока ещё с тобой мы вместе, но
финал всё ближе, в сердце боль - острее.
Застряли в горле нужные слова.
Мне хочется тебя поцеловать,
дотронуться до глаз твоих губами,
дышать тобой под тусклым светом звёзд
и убеждать, что нам ещё не позд...
Но пропасть вырастает между нами,
и что-то обрывается в груди.
Тебе пора? Уходишь - уходи.
Звенят призывно первые трамваи.
Прощаемся... Никто не виноват.
Я, водкой запивая боль утрат,
всё забываю...
20. Попутные поминки
Перрон привычно облысел, стряхнув людишек-волосинки,
а поезд их же проглотил, как будто мощный пылесос.
И только бомж, отпето сед, справляет скромные поминки
по не-железному пути, где он свалился под откос,
где он лишился всех родных, попутно растеряв знакомых,
накопленных, порой с трудом, на полустанках и промеж,
где был нещадно бит под дых - до рёбер сломанных и комы,
где были-сплыли стол и дом под улюлюканье невеж,
где он, превозмогая боль и наплевав на предрассудки,
неоднократно был влюблён, и даже, кажется, женат,
где друг неверный алкоголь, бывало, отключал на сутки
от всех событий и имён, когда не нужно ни рожна.
И кто был прав, кто виноват – теперь и днём с огнём не сыщешь.
Наверно, мог бы дотянуть он без эксцессов до конца.
Но только вышел шах и мат из разных вариантов тыщи.
Довел до ручки скользкий путь и напрочь всё поотрицал.
Теперь пристанище – перрон, а сквозняки - друзья до гроба,
хотя не факт, что будет гроб - ввиду дырявости штанин.
И пьёт в компании ворон давно отпетая особа,
вокзальной вены малый тромб, обычный бывший гражданин.
21. The Last Supper*
Катит фургон с мороженым с лейна на авеню,
В бликах фонарных судорог — по авеню на роуд.
Эшли давно на улице — чу́тoк звериный нюх —
Ловит ноздрями сумерки, что заполняют город.
Ловит ноздрями нервными слабый ванильный дух.
Память в мозгу с усилием ищет знакомый образ.
Старый фургон с мороженым светлым пятном в аду
Непостижимым образом делает вечер добрым.
Эшли беззубо скалится, жмет в кулаке обол.
Эту улыбку близкие раньше считали милой.
Ёжится чуть, движение усугубляет боль —
Больно как с фентанилом ей, так и без фентанила.
Местный Харон-мороженщик знает наперечёт
Всех, кто на этих улицах отдал за дозу душу —
Ке́нсингтон**, Филадельфия: «Первый, второй, ... расчет...» —
Старый фургон с мороженым*** дальше плывет по лужам.
Нудный мотив колышется в воздухе над мостом.
В темных углах шевелятся крысы, коробки, люди.
Попсикл манит солнечной па́тиной золотой…
Эшли уснёт счастливая, в блёстках на грязном худи.
-------
*Последняя вечеря (англ.)
** Наркоманское "гетто" в Филадельфии
*** Мобильный сервис продажи мороженого - традиционный бизнес в США. Грузовички с мороженым популярны и в районах скопления зависимых. Обычно мобильные мороженщики ездят по улицам с монотонной механической музыкой, которую слышно издалека, для привлечения покупателей.
22. Дурак
Было - не было, но одинокий, смешной дурак
как-то вышел из дому искать от добра добра.
Вроде жил - не тужил, только в сердце тоска остра,
вот и маялся дурью.
За плечами котомка, в котомке вчерашний день,
чёрствый хлеб, вольный ветер, да найденный в лебеде
воронёнок, приюта которому нет нигде –
кто-то набедокурил.
Суета и заботы, а люди вокруг щедры -
тумаки раздают, точат косы и топоры.
То плевок, то насмешка - и все дураку дары.
Он и горя не знает.
Утром солнышку в пояс и крестит высокий лоб,
долго смотрит на поле, на тихой реки стекло.
День пройдёт, звёздам снова земной поклон,
и улыбка незлая.
Дни идут, и дурак всё идёт и поёт, поёт,
по полям, по лесам. Не боится его зверьё,
кормит белок с руки, отдавая опять своё,
что-то шепчет чуть слышно.
Так по свету бродил, что ни поле, то Божий Храм.
Но однажды устал и пришёл в чей-то дивный край,
где ни злобы, ни боли, где можно не умирать,
где ни главных, ни лишних...
Жил когда-то дурак и ходил от весны к весне,
чтобы верилось в чудо добра и тебе, и мне.
23. Неудачный разговор
Он терпелив и светел:
Всë обо всём нередко
Знают большие дети
Лучше отживших предков.
Правда, просить готовы.
Он говорит:
– Без лести.
Договоритесь, что вам,
Я помогу всем вместе.
Может, ещё Граалей?
Светочей пару дюжин?
Вы ж за меня писали
Всё, что вам было нужно.
В просьбах полно расчёта,
В криках довольно вздора –
Он помянул бы чëрта,
Если б не сан и возраст.
Он повторяет снова,
Он терпеливо внемлет,
Увещевает словом,
Держит на курсе Землю.
– Чем мне помочь вам, дети?
И добавляет тише:
– Ладно, опять убейте...
Только никто не слышит:
Свара в подлунном чате,
Все заорали скопом...
Бог говорит:
– Прощайте...
И нажимает кнопку.
24. Прощай, Париж
Прощай, немытая Сорбонна.
Париж до Гдова не дорос!
Свалить на Псковщину слабо нам,
но плюнуть в Сену – не вопрос.
Тут расфуфыренные тётки,
цветные, словно монпансье.
Во, погляди, одна идёт на
таких ногах, что сладко всем.
Не осуждайте мня за это,
и не порите ерунду.
Я видел в здешних туалетах
слова на хинди и урду.
Бох знает, што там нынче пишут,
скорей всего про срам и дурь.
Но, может, и про Вишну-Кришну,
про цены, тряпки и еду.
Горит неоном сонный город,
но чу – тут слышен русский мат.
Нет, всётки Пушкинские горы
куда как выше, чем Монмартр.
Великие родные луки
едва влезают в Инстаграм.
Негоже маяться от скуки
сынам кувалды и багра.
Поеду штоли грецца в Ниццу.
Авфидерзейн, дурной Париж.
Скобарь француза не боится,
а тока гневается лишь!
25. Лю
За июнем, усеянным маками,
мы забудем, что всё не всерьёз.
Обжигай, обнимай, обволакивай,
чтоб – до стона, до крика, до слёз.
Пусть от вдоха до выдоха долгого
расцветёт по садам резеда.
Повторяй в сотый раз (или сколько там?) –
навсегда-навсегда-навсегда.
Будет дом и вишнёвое дерево,
тишина – до звенящих краёв.
Слышишь? Птицы воркуют доверчиво,
это "лю", говорят, это "бовь".
Слово с ветки сорвётся нечаянно,
растревожив непуганых нас.
Не всерьёз. Ни к чему. На прощание...
Обещай, что не здесь.
Не сейчас.
26. Напоследок прощу
Я этому дню напоследок прощу
Бегущего мальчика смех беспечальный,
Увядшие астры на клумбе вокзальной,
Зонта нераскрывшийся мой парашют.
Прощу, бессловесная, здесь и сейчас
Спешащих людей незнакомые лица,
Гудок, равнодушный кивок проводницы,
Тяжёлых дверей оглушительный лязг.
Прощу за секунды, что – наперечёт –
От страшного сна, задыхаясь, очнуться,
Ещё до того, как вагоны качнутся,
И перечеркнутся, и станут ничем
Все наши распутицы, путы, пути.
За всё, что случится не здесь и не с нами,
За то, что безропотно мы принимаем, –
Прощанье, тебя не прощаю.
Прости.
27. Динь-дон
Спорят чуть слышно хрустальные голоса,
как колокольчик – динь-дон да динь-дон о разном.
Светится розовым облачная роса:
словно рассыпались бусы из ярких стразов.
Люди вокруг не похожи на докторов,
крыльями будто бы птицы забавно машут.
Помнится смутно – на чей-то далёкий зов
шла по тоннелю, и было совсем не страшно.
Эхо напевное: «Мама всегда с тобой,
спи, моя девочка, что ты, не надо плакать…»
С каждым шажком – понемногу стихала боль.
Голос звенел, выводя за границы мрака.
Злобный зверёк, выгрызавший нору в груди,
здесь подобрел и гуляет по краю солнца.
Отзвуком по небу: «Дочка, не уходи...» –
тянется ниточка, держит меня, не рвётся.
Верю – динь-дон – люди с крыльями всё решат,
Бог мне кивнёт на прощанье – смешной, в пижаме...
...Светится небо. Я делаю робкий шаг.
К маме.
28. Прощальное
Забывай и считай, что я умер
в тех краях, где дождей – через край,
не кори за песчаные бури,
одиночеством не попрекай.
Все миры до пустыни ужались –
по барханам, вдали от дорог,
загоняет себя миражами,
топчет душу, шагая, пророк.
Нет воды и надëжного крова,
день всë жарче, а ночь холодней.
Но с упорством, достойным святого,
заблуждается мой Моисей.
Он не верит божественным строкам:
он к богам и народам остыл.
Даже если ему выйдет боком –
он не выйдет из зоны пустынь.
Обожжённый, оборванный, нищий –
мой пророк, растерявший слова,
что-то ищет, а может, не ищет...
Может, учит себя забывать.
29. Виолетта
Кого предупредили –
считай, в роддоме родили.
Не в бане, не в поле,
не на зоне – на воле.
Когда родили – первым делом кричать.
Но это, понятно, сдуру и сгоряча.
– Прощай, молодость! – говорит Виолетта.
Достаёт пончик из крафтового пакета,
натягивает на толстую попу рейтузы собачьей шерсти.
– Сука, вот дожила до реальной жести!
Нахер не нужна мужикам, существам бессильного пола –
говорит себе (не)маленькая Виола
(названная папой по пьяни в честь финского сыра) –
родилась в Калинине, живу в Твери, в жопе мира.
Раньше по поводу моей попы прорабы стонали,
а теперь стыдно выложить в своём телеграм-канале.
И сиськи, сиськи… Раньше дерзко торчали,
а сейчас не замечаемы даже врачами.
Уууу, гадство, не жизнь, унылый полтинник,
а ведь была красотка, точно как на картине…
Впрочем, думает Виолетта, жива, не старость:
Лена сторчалась, и Светы уже не стало.
Мишу взорвали, Лёню в подъезде грохнули –
какие-то нефартовые, в общем, были любовники.
Виола мечтает: а вот бы я Скарлетт Йоханссон,
и Мэттью Макконахи и сладенький Роберт Паттинсон
из-за меня подрались бы на красной дорожке в Каннах…
У Виолетты румянец, набирает пенную ванну,
ложится в горячую воду, и сама уже горяча.
Теряет волю: нет сил обстоятельства замечать.
Гладит себя и думает: нет расчёта без чертежа.
Виолетта, чёрт тебя за ногу, я же предупреждал.
30. Безвременник
Я бы смотрелась в тебя – не видя,
молча просила – навстречу выйди,
цвёл бы безвременник под окном.
Светло-лиловая наша осень
пела б, звенела, кружилась возле,
я бы… Да в общем-то, о другом.
Годы идут – ну и чёрт бы с ними.
Снег в октябре молодой, ранимый –
тронешь и вздрогнет едва-едва.
Тот, что внутри, никогда не тает.
Знаешь, а я ведь слегка седая –
словно под инеем спит трава.
Снег, вырастая, проходит мимо.
Сколько их после – родных, любимых,
я не искала твои черты.
Так, утоляя тоску и жажду,
я забывала тебя однажды,
падая заново с высоты…
Осень усыпана лепестками.
Снег согревает холодный камень.
Хрупкий безвременник вновь лилов.
Было ли давнее наше счастье?
Не научившись с тобой прощаться,
я бы…
А впрочем, давай без слов.
31. Вернусь
Давай мечтать про много стран —
тем больше драйв, чем выше планка.
Под марш "Прощание славянки"
уходит поезд Океан.
Традиционное "прости"
в улыбке тщательнее спрячу,
лежат монетки на удачу
во всех фонтанах городских
для наших следующих встреч
(что пожелаем — тем и живы).
Горланят чайки над заливом,
пытаясь нас предостеречь,
что жизни нет наоборот
без ритуалов расставаний.
Не оглянувшись, отплывает
от дебаркадера паром.
Гоню нахлынувшую грусть —
из всех дорог необходимых,
я знаю, я ещё вернусь
к вокзалу, к берегу, к любимым.
32. Прощание с динозаврами
Наверное, сюжет не притязателен,
для "Оскара" — и вовсе ерунда:
представь, Земля прощалась с динозаврами —
случайно или нет, но навсегда.
Историки ломают мозг в истерике,
в течение последних двух веков
изрыты недра Африки-Америки
и шельфы сразу всех материков.
Не важно, что знакомы лишь заочно мы,
но всё же сожалений не унять:
доказано, что все мы — позвоночные,
а значит, отдалённая родня.
Без шанса где-нибудь родиться заново
безжалостен естественный отбор.
Когда Земля прощалась с динозаврами,
грустил ли сотворивший Землю Бог?
Свершилось так свершилось — делать нечего.
Но, Боже, я волнуюсь не о том —
не дай Земле проститься с человечеством
ни завтра, ни когда-нибудь потом.
33. Неотправленное письмо
или последняя осень в Париже
Я как-то бродила по разным брокантам* в Париже,
надеясь найти хоть какой-нибудь там раритет.
И вот вдруг конторку старинной работы я вижу,
в которой лежит с моим именем старый конверт:
«Пишу тебе вновь. Стопка писем растёт и пылится.
Отправить нет храбрости, да и не знаю, куда.
Быть может, сейчас ты в Марселе,
а может быть, в Ницце
тебя покорила лазурного цвета вода.
Зачем — непонятно судьба нас с тобой разлучила...
От слова «люблю» и до тихого слова «прощай»
так мало мгновений прошло, но какие-то силы,
как будто играя, задули свечу сгоряча.
Я помню, любимая, наши волшебные встречи,
осенних дождей нескончаемый шорох в листве.
Тогда нам с тобою казалось, что жить будем вечно,
но карма коварно припрятала туз в рукаве.
Я ехал к тебе, но на скользкой дороге машина
меня подвела и проделала чёртов кульбит.
Увидел сквозь боль, как оскалилась смерть-образина,
и молнией мысль: «Как же ты, если я здесь убит?».
Протезы... коляска... Теперь я калека по жизни.
Несчастный изгой, одиноко маячу в окне.
Спасает лишь вера, что ты не узнаешь о тризне
и плакать не будешь о прошлом в ночной тишине.
Не сразу, но горечь утраты по каплям сочилась,
и правда ночами вставала в своей наготе.
Холодная осень. И в жизни подачка, как милость —
тебя вспоминать, приближаясь к последней черте».
------------------
...Отныне навечно со мной этот город осенний
и губы твои, что так пряны и терпки на вкус,
молочный туман в недосказанной сказке над Сеной,
в котором о чем-то тревожно гудит батобюс**...
-----------------
* Brocante — парижский блошиный рынок, барахолка
** Batobus — речной трамвайчик в Париже
34. Прости, прощай
Прости, прощай... Теперь любой
имеет право: ты - другая,
и я другой. Ушла любовь.
Нам не сплестись в ночи руками.
Утратили земную связь.
Попытки встреч, увы, банальны
для разделивших мыслей вязь,
навеки, до черты натальной.
"Другая ты" приходит в дом
воспоминаний и желаний,
встречается с чужим котом
и спать ложится. Утром ранним
её разбудит шум и звон:
не я - другой шуршит на кухне.
Нас не вернуть. А что потом?!
Кот просит: "Почеши за ухом".
Он помнит нас: тебя, меня -
Воспоминания бесценны.
Кот врядли сможет поменять
Нас на других в финальной сцене.
35. Щенок
Кругом - весна, а я болею -
так плохо мне, что свет не мил.
Лицо несвежее белеет
среди подушек. Подними
меня Господь. Яви, о Боже,
прощение: оставь мне жизнь,
наполни силой, если можно,
лежачий хилый организм.
От жалости к себе заплакал
(и как я мог так низко пасть?!).
Внезапно в дверь вошла собака,
в улыбке растянула пасть.
О Господи, такая малость,
но полегчало мне слегка.
Собачья морда улыбалась.
Приветствуя приход щенка.
Тот не замедлил появиться,
скакнул под мамин тёплый бок.
Собачьи морды - словно лица,
так, щедрость проявляя, Бог
нам подал радость от общенья.
Я встал с постели - смел и дюж,
погладил по загривку щена.
Да здравствует единство душ!
Прощаться рано нам, однако.
Долой болезненный режим!
Я, щен-малютка и собака
под солнцем на ковре лежим..
36. Нет оправданий
Представьте, он заходит - вы не встали бы?!
Сторонники Джо Кейси или Хейнека*?
Да это и не важно - против Сталина
Мы, словно мыши на гребёнке веника.
Тут не при чëм хрущевы или берии,
Двадцатые партсъезды и комиссии.
Вы, лысые чиновники, поверите
В победу над врагом?
Спешат дивизии!
Фронты, к победе!
Оборону держим мы!
Идут полки, врага кроваво рвущие!
Не за паëк - за смерти, боль повешенных,
За Треблинки, Освенцимы - мсти, мученик:
Народ войной подбитый, недородами,
Отстроивший, взлетевший...
Ох как поздно мы
Узнали то, что всуе, сдуру продали
Тропинки под неистовыми звëздами...
И вот он снова входит (зря прощались мы)
Нас упрекнуть, пахнув "Герцоговиною".
Нам нечем оправдаться перед Сталиным
И павшими под прагами-берлинами...
‐-------
* Джо Кейси и Хейнек - экономисты, сторонники "свободного рынка".
37. Не трогай Медведя!
В древних землях трава до груди растёт
Из былинной, родящей, святой утробы.
Братец-лес наш вершинами столь остёр,
Что не всякий пройдёт. Да и ты не пробуй!
Так ли важно что пьëшь ты - кумыс, бордо,
В Бога, в чёрта ли веришь - не будет счастья
Ни тебе, ни дружине. Придëшь ордой,
и трава вас укроет... Пора, прощайся!
Ворожина, дрожи! Будет песню петь
чёрный ворон над мертвой главой, картаво.
Видишь - вышел из леса старик-медведь,
на дыбы встал: "Убить вас имею право!"
Прорастëт сквозь тебя свежий, чистый лес,
Засияет по осени цветом меди.
Здесь природа - за нас. Ну, зачем ты лез?!
Враг, прощайся живее с роднёй, не медли!
Мы останемся. Знай, нам достанет сил
по весне дать основу собой для роста.
Нашим внукам здесь мирно луга косить,
а врагам вечно спать на чужих погостах
38. Ох уж эти прощания...
Предписано воспеть прощание...
Причём – без пусеньких котят.
Такие темы ем со щами я –
заместо хлебного ломтя.
Прощанья нам с Гаврилой пофигу,
прощаемся хоть трижды в день.
Вам выдам рифмы я и строфику,
лишь о приличьях думать лень.
Прощанье – это типа «Шли бы вы!»
(туда, где что-то там стоит...):
хвинтюллигентов тезис липовый,
где смысл – «Катись, пока не бит!»
Прошание сродни с прощением:
«Будь рад, что убегаешь цел...»,
и, тихо, – в слёзках утопление:
«Как жаль, что я тебя не съел!»
Прощания бывают всякие.
Я вам скажу, как эрудит:
при встрече могут быть объятия,
зато прощанье – «Бог простит!»
39. «Adieu, adieu! my native shore» *
«Прощай, прощай, родимый берег!»
орал мажорно Чайльд Гаро́льд,
нажравшись, ни во что не веря,
и явно пряча в плавках кольт.
Ну, ни хрена себе пало́мник!
Лорд Байрон, ты чего курил?
Он, вишь, на европейском лоне
тусил... А где тут про Гаврил?
Кыш! Ни прощанья, ни прошенья:
прочь, кислый лордик, геть отсель!
Ишь, экие стихокряхтенья...
Ты, гад, презрел английский эль!
Он в Португалию собрался...
Что, дома стало мало дел? –
Война закладывает галсы,
Наполеон, вон, – прёт пострел!
И берег кинул на кого ты?
Через Ла-Манш валил бы вброд...
Гарольды эти – идиоты:
чёрт разберёт, куда несёт.
-----------
*) «Паломничество Чайльд Гарольда», Жора Байрон.
40. Творебное бескотярное
Прощай, очередной стишочек!
Матёр, сопляк, от слова «мать»...
Уел меня до самых почек –
мне, рухляди, ни сесть, ни встать.
Попался конкурс старикану...
Ну, понимаю б – про Гаврил!
А тут не въедешь без стакана –
им про прощанья трёпчик мил.
Организаторы слетели
с катушек, что ни говори:
ну, явно тронулись, на деле!
И эти, злющие, в жюри...
Да, «Пристань» – это не курортик,
не Севастополь на югах.
В стихе чтоб не мяукал котик?! –
Сплошной разбой и тарарах!
На конкурсах толпятся рохли,
и, что ни осень – беспредел.
Кошмар и ужасть, хоть подохни...
Чтоб в этот конкурс бес пердел!!!
41. Идея шедевра
Було́: «Прощание славянки»...
Что, может – марш изобрести?
Знать, поэту́сечные пьянки
у устроителей в чести́.
Нет, вот придумают такое!
Им «про прощанье» выдай стих...
А мне с поллитры нет покоя –
так бы и написа́л... про них.
Да что там «написаАл» – «напиИсал»!
Но только не поймёт админ.
И, кстати, «не пиши про кису»...
А впрочем – ладно, хрен бы с ним.
Пойду пока, найду Гаврилу –
вчера расстались с ним в пивной.
Из-под стола он встал насилу...
В том я виновен пред страной.
Мы попрошались, раком стоя
и за охранника держась.
Что для прощанья ну́жны двое –
ща распишу!!! Всё, понеслась...
42. Педагогика прощаний
Гаврила – ярый прощалыга:
прощаться обожает он!
Пускай уже не вяжет лыка –
но ритуалом увлечён.
Раскланяться, подать пальтишко
и распахнуть картинно дверь –
в обрядах не бывает лишка,
уж мне, Никифору, поверь!
Давай начистоту, читатель:
плевать Гавриле на гостей,
но по культурной благодати
он впереди планеты всей.
Ну, так маман его учила...
А он маманю уважал:
она его драла нехило,
хоть у самой проблем – завал.
Вот что такое воспитанье!
А Песталоцци – не указ.
Гавриле тщание маманье
созда́ло навыков запас.
По мне, «изволь с детьми носиться» –
педагогическая гнусь.
Эк наш Гаврюн со мной простился!..
Я так же со стишком прощусь.
43. Прощандия
Прощандия – страна прощаний.
Мы все в ней граждане навек –
пусть только-только жизнь начали,
покинув мягенький ковчег.
Прощаемся с утробой мамы,
с яслями, садиком – со всем,
что деет детство самым-самым...
Потом – и с детским житием.
Мордасы юности прыщавы,
взросленья ветерок шумлив.
Мы вдруг покинули причалы,
выходим в зрелых лет пролив.
Бьют волны браков и разводов,
шторма домашние ревут:
пусть нам и грустно отчего-то –
прощай! Маршрут семейный крут...
Но вот и старость прёт к Гаврилам –
итог забот годов-трудяг.
Пора прощаться с этим миром,
в Прощандию навек уйдя...
44. Об экологичности
Зияет дыркой мой носок...
Сплошной обман – «экологичен»:
за день рекламный хист иссох.
Я б этих жуликов – на кичу!
Да мне начхать, что «чистый лён» –
плевком с кидаловом прощаюсь.
Карманы наполнять рождён –
а я крутись, тупизмом маясь!
Всё ненадёжное – в чести...
Что за оказия такая?
Эх, мне б нейлоновый найти!
Да их у нас не выпускают.
Настал век жуликов-ловчил –
мы тонем в заманушном гвалте.
Предупреждаю всех Гаврил:
что «эко», то не покупайте!
45. Прощание с раритетом
Гаврила с детства был трусливым –
в одних трусах привык ходить.
В них недозрелые две сливы
скрывал, и перчик – бабью сыть.
Одни трусы... Но где вторые?
Был запашок от них матёр...
Не брались зачинить портные,
а перчик дырочку протёр.
Для счастья не нужны хард-роки:
всё в магазинах есть, не ссы!
В честь горбачёвской перестройки
купил он новые трусы.
А старые? Миг расставанья...
Шампусика прошальный залп,
дым шашлычка (мечта баранья!)...
И речь из тройки слов сказал.
46. Лучшие годы...
Восстань, Гаврила! Виждь и внемли –
проходит молодость твоя.
И есть закон природы древний:
жизнь – вниз текущая струя.
Да, лучшие проходят годы...
А значит – трэба проводить!
Прощанье, залпы.. Гимн свободы...
– Да ладно, ладно! – эка прыть.
С тебя достаточно и пьянки.
В твоей, на пятом этаже...
Не надо воплей (мы не панки!):
мужски, без всяких бламанже.
Стакан! О рюмках нет и речи,
а закусь – можно иваси.
Комфорт и праздничные свечи...
И, ясно, бабу пригласи.
Комментарии
Был(а): 17/10/2025 - 08:47
Послать ЛС
глас народа готов
🙂